Ужас без конца - Альбина Нури

Но ничего, мы привычные. Одно плохо: поздно придем. Успеем палатку поставить, осмотреться и спать лечь: не будешь же в темноте рыть. Да, в общем-то, и это не проблема, за неделю успеем управиться.

Мы перешли поле и углубились в лес. Это был даже не лес, а чаща непроходимая: если нет компаса, карты местности, запросто заблудишься. Деревья стоят мрачные, подпирают макушками небо. Кроны густые, трава высокая, кустарники разрослись — темно и сумрачно, хотя еще белый день. Дождей не было больше недели, на дороге сушь и пыль, а тут влажно, пахнет сырой землей и прелой листвой. Еще и комары звенят: если бы мы себя с ног до головы спреем от укусов насекомых не обрызгали, уже исчесались бы.

Клим, худощавый, но жилистый, шел как робот, без устали. Я старался соответствовать, хоть долгие прогулки не люблю: ноги ломит, наверное, плоскостопие виновато.

— Болота большие, лесной массив — сам видишь. Так что пусть они в одном углу копают, а мы будем с другой стороны. — Клим отвинтил крышку, сделал глоток из бутылки. — Чтобы не пересекаться.

Я тоже так думал. Неприятно, конечно, вот так лбами столкнуться, но ничего не поделаешь. Территория ведь и вправду громадная, добра на всех хватит.

Не знаю точно, сколько мы шли, но я еще не начал как следует уставать, когда Клим, который обогнал меня, громко сказал:

— Вот она, Холодковская топь!

Никогда в жизни я не видел такого огромного болота. Когда-то очень давно это было озеро, вокруг которого шла вырубка леса, а потом водоем стал зарастать, и Холодковское озеро превратилось в топь.

Поверхность ее была буро-зеленой, тут и там торчали мертвые, будто обглоданные деревья. По берегам росли ели, ольха, ивы, березы, но создавалось впечатление, что они испуганно пятятся, отступая от края болота, а оно, наоборот, надвигается на них, отхватывая все новые куски земли. На границе болота тут и там, словно погибшие солдаты, лежали стволы деревьев: казалось, что-то подтачивало их, и они, не выстояв, умирали, падали в трясину.

— Жутковатое местечко, — сказал я, некстати вспомнив рассказ старика о потонувших нацистах.

— Если хочешь знать, кельты считали, что на болотах открываются врата в мир духов, — глубокомысленно заметил Клим.

— Нет, этого я знать не хочу. Лучше бы понять, где поставить палатку.

Мы пошли вдоль берега. Пока не только палатку, пятку негде было поставить. Правда, через некоторое время нам повезло, мы добрались до небольшой полянки, где можно было расположиться с комфортом: и палатка поместится, и костер получится разложить.

— Отлично! — воодушевился Клим. — Как по заказу.

Пока раскладывались, ставили палатку, разжигали костер, стало вечереть. В конце августа уже подкрадывается осень, поэтому вечерами прохладно, и мы придвинулись к огню, чтобы не замерзнуть.

— Скоро совсем стемнеет, — поглядев на небо, сказал Клим. — Ужинать при свечах будем.

Это он пошутил, конечно. До полной темноты еще часа полтора, но серые сумерки уже начали расползаться по лесу, потянулись щупальцами из-под кустов. От болота веяло сырой прохладой, как из подвала; чем темнее становилось, тем явственнее это ощущалось. Я много раз ночевал на природе, но возле болота прежде не доводилось. Надо сказать, не особенно-то это приятно: стоячая вода, вязкая трясина, уходящая на знает какую глубину.

Я постарался сосредоточиться на каше, которую мы сварили на ужин.

Еда в походе вкуснее, чем дома: там я гречку с тушенкой не ем, а тут — за милую душу. Водку мы тоже взяли, но выпили совсем чуть-чуть: обычно отмечаем отъезд, а не приезд.

Клим со вкусом хрустел огурцом и крутил головой по сторонам, рассуждая о том, с чего завтра начать раскопки.

Вокруг была тишина, лес затаился, притих. Даже лягушки не квакали. Хотя, как знать, может, это только в сказках они на болотах квакают?

«Интересно, где все-таки те студенты расположились?» — подумал я, встал и подошел к краю болота.

Взобрался на толстенный ствол поваленного дерева и только в этот момент, присмотревшись, заметил то, чего мы не увидели раньше, слишком занятые своими делами. С того места, где я стоял, в сгущающихся сумерках виднелось синее пятно, отчетливо выделяющееся среди окружающего пейзажа своей искусственной, рукотворной яркостью. Это могла быть только палатка, ничего больше.

— Вон они, голубчики! Клим, иди сюда!

Друг подошел, и теперь мы вместе смотрели на палатку, которая была не так уж далеко от нас.

— Тихо как-то, — задумчиво проговорил Клим. — Их там десять человек, а не слыхать ни голосов, ни смеха, ничего. И не видно никого.

Он прав: это странно.

— Надо бы сходить, посмотреть.

Ясно, что искать мы можем каждый в своем углу, и тут уж кому больше повезет (мы в свою звезду верили). А вот помогать друг другу, оказавшись в глухомани, следовало всегда: сегодня ты поможешь, завтра помогут тебе.

Поэтому мы с Климом, не сговариваясь, пошли к палатке. Добрались за несколько минут — вот и студенческий лагерь. Место ребята выбрали хорошее: нам открылась сухая ровная площадка площадью примерно метров пятьдесят.

Чернело пятно кострища, чуть поодаль стояли две палатки. Вернее, одна стояла, а вторая завалилась на бок и была вымазана грязью. В лагере царил хаос: вещи разбросаны как попало, всюду валялась посуда, одежда, рюкзаки. Опрокинутый котелок напоминал черный гриб.

Тут и там были пятна, подозрительно похожие на…

— Это что, кровь? — севшим голосом проскрипел Клим.

Я посмотрел на свалившуюся с чьей-то ноги кроссовку. Сомнений, если они вообще могли быть, не осталось: здесь случилось что-то очень нехорошее.

— Они все побросали и убежали. Почему? Их прогнали? Напугали?

— Перевал Дятлова какой-то, — пробормотал я.

— Там трупы нашли. А тут нет.

— Кровь есть. Это ведь кровь, да? Не кетчуп. — Я подошел к краю болота. В одном месте трава была примята, все измазано грязью. — Будто что-то волокли. Нашли в болоте и вытащили.

Мы растерянно смотрели друг на друга.

— Что делать? — почему-то шепотом спросил Клим.

Я почувствовал, как меня охватывает страх: ползет по позвоночнику, свивается ледяными кольцами в желудке, сушит горло. Хотелось бежать отсюда, не оглядываясь. А еще казалось, что кто-то смотрит на меня из стремительно сгущающейся тьмы.

— Валить надо, вот что, — сказал я, имея в виду — с болота, и Клим, конечно, меня понял.

Тот, кто добрался до студентов, доберется и до нас.

Надо хватать свои вещи, чесать к машине, уезжать отсюда.

«Гиблые места, местные туда ни ногой, ни за какие коврижки», — всплыли в памяти слова старика.

— Минут пятнадцать — и будет совсем темно. Мы в лесу заблудимся. Придется до утра тут остаться.