Друзья Бога - Сергей Слюсаренко

— Поздравляю вас, боцман, это было великолепное зрелище, и достойная добыча — награда и вам, и команде. — Лейтенант Джесси Сайлер хотел пожать руку боцману, но потом передумал, не желая испачкаться кровью. — А теперь, пожалуйста, проследите, чтобы организовали переработку жира на ворвань.[75]Она нам, как; я думаю, скоро пригодится.

— Да куда нам столько? — удивился боцман. — В ближайшем порту мы сможем хорошо продать и жир, и амбру.

— И расставьте бочки с ворванью вдоль бортов, — Сайлер не стал объяснять боцману, зачем.

Жир топили два дня. Барбаросса, которого только ленивый не угостил китовым мясом, значительно прибавил в весе и все свободное время играл с кусочком китовой шкуры в тени на планшире. Когда вся добыча была переработана, бочки заколочены, а палуба выдраена под зорким и строгим наблюдением боцмана, над «Диссектом» развеялся смрад. Топо совершенно не понимал, зачем нужна была эта возня с китом и ворванью, однако честно участвовал в общих работах.

Холод южных широт с каждым днем становился все ощутимее. Исчезли летучие рыбы, все чаще небо затягивали тучи. Крепчал ветер. Портилась погода, и портилось настроение экипажа. По вечерам в матросском отсеке рассказывали леденящие кровь истории о мысе Горн те, кто хоть раз проходил его. А прошедших его с востока на запад в команде не было вообще. «Диссект» крался вдоль американского побережья, готовясь к своей главной битве — битве за «ревущие сороковые».[76]В какой-то момент фрегат взял восточнее и по большой дуге стал приближаться к проливу Ле-Мер. Огненная Земля осталась далеко справа, и словно по команде откуда-то свыше фрегату в нос ударил встречный ветер.

Вахта Топо в эту ночь была непростой. Сплошной стеной шел дождь. Большие волны, вздымающиеся по носу фрегата в сотне ярдов впереди от форштевня, разлетались белыми светящимися гривами. Словно из адского котла вылетали изумрудные струи воды. Был сезон свечения океана. Бурун, который перед собой вздымал нос корабля, был словно изукрашен бриллиантами, а за кормой стелился уходящий на сто футов в глубину волнистый свет. Лавируя, фрегат медленно шел на запад, и каждая миля приносила ухудшение погоды и все выше поднимающиеся волны.

В какой-то момент океан словно переломился пополам. Удар волны высотой в шестьдесят футов ударил в борт. Рулевого так швырнуло, что вышибло четыре штурвальные ручки. Окровавленного моряка унесли в трюм, где им занялся фельдшер Мак Кормик. Рикардо, не дожидаясь команды от вахтенного офицера, сам стал за штурвал, удерживая «Диссект» на курсе. Топо казалось, что тысяча чертей вцепились в руль корабля и пытаются вырвать штурвал. Юноша так вцепился в него, что казалось, из-под ногтей сейчас пойдет кровь. Вся команда была поднята по штормовой тревоге. По приказу боцмана срочно заколотили шлюпочный люк парусиной, чтобы не залить трюм тоннами налетающей на корабль воды. Поставили только штормовой стаксель, но даже с минимальным парусным вооружением фрегат был во власти стихии. «Диссект» швыряло как пушинку в ураганном ветре. Чтобы хоть как-то удерживать корабль, бросили плавучие якоря и концы в воду. Это помогло ненадолго.

— Масло за борт! — проревел Сайлер, перекрикивая вой океана. — Разбить бочки!

Это был последний отчаянный шаг, лейтенант приказал вылить ворвань за борт, чтобы хоть как-то угомонить волны. Матросы, словно по пляшущей крышке ада, прорвались к бортам, ударами топоров разбили бочки, и зловонная масляная жижа хлынула за борт. Приняв жертву, океан успокоился, судно стало послушнее. Но чем ближе был мыс Горн, тем бесполезнее становились усилия людей. Битва за мыс длилась уже вторые сутки, но он так и стоял туманной глыбой в мареве дождя. Сайлер, посеревший от усталости и бессонных ночей, еле держался на ногах, морская болезнь свалила половину членов экипажа, но все-таки люди неумолимо, фут за футом продвигали фрегат на запад. И вот наконец мыс Горн поравнялся с «Диссектом». Толстый слой мхов и лишайников, покрывавший скалу с востока, окончился, и она засверкала на утреннем солнце кварцевыми вкраплениями.

Непонятно почему, но команде стало легче. То ли накопился опыт борьбы с бешеным штормом, то ли и вправду стихия стала отступать перед упорством человека, но с каждым часом движение фрегата становилось все увереннее и увереннее. И уже не слабая надежда выжить, а уверенность в победе двигала людей в бой с океанами, Тихим и Атлантическим, которые и сами, казалось, устали в вечной битве друг с другом, сойдясь в этой точке земного шара.

Человек победил. Фрегат «Диссект», истерзанный штормом, с сорванными реями, сломанным грот-стень-штагом,[77]порванным нижним брамселем[78]фок мачты, изодранным парусом под поникшим бизань-рю,[79]вышел в Тихий океан, в который раз посрамив провидение.

Или за миром призрачных явлений,

Нам тщетно суждено, бесплодно жизнь губя,

Искать себя, искать тебя,

О разрушения зиждительного гений?

Пора, пора тебе, о демон мировой,

Разбить последние оплоты

И кончить весь расчет с дряхлеющей землей…

Уже совершены подземные работы,

Основы сущего подкопаны давно…

Давно создание творцом осуждено,

Чего ж ты ждешь еще?..

Аполлон Григорьев

Шла третья неделя перехода через материк. Алан, вполне оправившийся после укуса змеи, шел, разделяя груз наравне со всеми. Путешественники, освоившись, насколько это было возможно, в сельве, уже без труда добывали пищу, благо заросли кишели зверьем. Манко, впрочем, отказался участвовать в охоте, сославшись на то, что ему хватало личинок и жуков. Однако ни Андреа, ни другие употреблять такую пищу так и не научились, хотя вид поедаемых насекомых уже не вызывал рвотного рефлекса. Дни сменялись ночами, переходы — приготовлениями к ночлегу и привалами…

Манко внезапно остановился и стал прислушиваться к звукам сельвы. Он принюхивался к запахам, внимательно смотрел вокруг, словно пытаясь понять что-то неуловимое, но очень важное. Потом внезапно улыбка, наверное, первая за все время, озарила его лицо.

— Я дома.

— Ты о чем? — спросил Мартин.

— Мы на земле ацтеков! Это моя родина. — Манко поднял руки к небу, словно взывая к своим, никому не ведомым богам.