Инженеры - Эдуард Дипнер

— Вы почему не выполняете решения коллегии Министерства?

— Александр Николаевич, мы организуем изготовление на улице, вон там. Площадку уже освободили, вальцы и сварку сегодня вывозим, завтра начинаем готовить…

— Вы почему не выполняете решения коллегии Министерства? — непоколебимо повторил Смирнов. — Вам срок три дня, лично мне доложите! — он повернулся и удалился. Я издали показал кулак Журавелю, тот весело развел руками и показал на Бергера.

Два дня я не вылезал с завода, со своей ремонтной службой разобрал стену, раскрепил, сварганил чудовищное двенадцатиметровое полотно ворот, поставил лебедку привода. Позвонил Смирнову, доложил о выполнении. «Так бы сразу!» — буркнул он и повесил трубку. История оставила горькое послевкусие. Директор и главный должны выступать единой командой, защищая и поддерживая друг друга. К этому приучили меня предыдущие директора. Избаловали они меня. А тут получается, что у директора — одна область деятельности, а у меня — другая…

Мне стало неуютно на заводе. После ухода Льва уехал в Желтые Воды Богуславский. Потом уехал главный механик Яша Яговдик. Яша — родом из Белоруссии, служил срочную в Казахстане, тут встретил свою половинку Зину и остался, мечтая когда-нибудь вернуться в родные края. Узнал о строительстве в городе Молодечно нового завода металлоконструкций, получил вызов и уехал. Потом соблазнил этим заводом Гончукова, он тоже уехал. Яша с Зиной звонили и писали нам письма, расписывая красоты, прелести завода и родной Белоруссии. Приезжайте скорее, на завод нужен главный инженер, и я уже договорился насчет Вас с директором! Наконец, уехал на повышение главный технолог и наш семейный друг Женя Пай. Рассыпалась компания наших верных добрых друзей, пришло ощущение безопорной подвешенности.

За годы жизни в Джамбуле я поостыл в восторженности от южной природы. Весна в Джамбуле кончается в первых числах мая, и сразу наступает лето. Температура поднимается до тридцати трех и замирает на этой отметке до октября. Жара иссушает и отнимает силы, лишает желания двигаться, а нужно целый день бегать по раскаленным цехам, и с тоской думаешь — когда же это кончится? Вечером валишься на диван и слушаешь биение крови в висках. А завтра снова на завод, и снова пытка раскаленным железом. И мы уехали. В Молодечно. Конечно, в Горкоме в отделе учета мне сказали, чтобы я и не думал. Исключим из Партии! Тогда я напросился на прием к Второму секретарю Николаю Федоровичу Красносельскому и честно и откровенно рассказал, что отработал девять лет, что поднял завод, вывел на выполнение, подготовил замену… Николай Федорович, по-человечески прошу, отпустите! В те времена Первым секретарем был неизменно национальный кадр, а вторым, чтобы система работала, — русский че ловек.

— Говоришь, едешь в Белоруссию? На новый большой завод? В новое интересное плавание? Ну и молодец! Откровенно тебе завидую. Сделаем так. Поезжай, становись на временный учет и присылай открепление. Только на меня лично! Ну, успехов тебе! — Встречались иногда в Партии сердечные люди!

После моего отъезда Бергер недолго правил заводом. Исчез так же незаметно, как и появился, не оставив следов своего пребывания на заводе. Наверное, вернулся в свой трогательно любимый Сантехмонтаж. Разве что история о Пашке-свинопасе еще долго оставалась заводской легендой.

* * *

До сих пор жива легенда, что в Советском Союзе существовала кадровая система, растившая руководителей, выращивавшая красных директоров, не то что в наше время — черт знает кого ставят! Ни ума, ни опыта! Нам всегда кажется, что раньше было лучше. Наверное, потому что тогда мы были моложе, наивнее, доверчивее. Откуда же брались директора? Претендентом номер один был главный инженер. Он был первым замом, приобретая опыт и примеряя директорское кресло во время отпусков и болезней директора, готовясь его занять. («И когда же старый хрыч, наконец, уйдет на пенсию, достал меня своим маразмом!» Или: «Когда же этот неуч, ничего не понимающий в производстве, очередной раз сядет в лужу, и его из Министерства — под руки и на повышение!») Директора торжественно провожают, дарят дорогой телевизор («Чтобы не скучали, дорогой Иван Иванович. Вы только нас не забывайте, приходите в любое время, будем рады. Нам будет не хватать Ваших советов и Вашего опыта…») Не успеет закрыться дверь за уходящим, а в еще не остывшем директорском кресле уже сидит бывший главный.

А как быть, если главный, по мнению там, наверху, не тянет на директора? Или воображает себя слишком умным, возражает, понимаешь, руководству! Или у него, по мнению органов, не совсем в порядке личное дело. Мой старый друг Нури Ибраимов работал главным инженером на заводе в Чимкенте. Был он крымским татарином, высланным в годы войны из Крыма в Казахстан. Врагами советской власти посчитали трудолюбивых и свободолюбивых татар. Его директор Гена Малякин долгое время болел, и Нури, естественно, его замещал. В горкоме к этому привыкли, и вот — в очередной раз вызывают Нури на заседание бюро, чтобы указать и наказать. Наиболее верные и принципиальные ленинцы предлагают исключить из Партии. Но поскольку товарищ Ибраимов временно исполняет обязанности, решили ограничиться выговором. С занесением, но не строгим. Не строгим, но с занесением. Члены бюро, довольные проделанной работой, поднимаются со стульев.

— Вам понятно, товарищ Ибраимов, решение бюро?

— Понятно, но… я не член Партии…

Была гоголевская немая сцена. Тяжкое молчание разрешил Второй Секретарь:

— Значит так: чтобы выговор не пропадал, принять его в Партию. А если будет еще залупаться, исключить!

Конечно, такой главный инженер не годился в директора. И тогда задействовали кадровый резерв. Попадали в этот резерв умением понравиться руководству. Николай Палыч Юрко, средненький директор средненького завода, сумел так принять Замминистра Гуляевского, так его ублажить, что через месяц оказался в кресле Управляющего Трестом в Алма-Ате. Умению принимать начальство был обязан своей карьерой и Н. Ф. Бергер.

Новоиспеченный директор получает ВЛАСТЬ над сотнями, а то и тысячами людей. Это острое и опасное оружие. Как сделать эту зыбучую массу незнакомых людей послушной своей воле? Чтобы можно было опереться в борьбе с ПЛАНОМ и другими опасностями? Нужна воля. Нельзя опускаться до уровня подчиненных. Они ищут слабое место директора, чтобы сесть на голову, и тогда уже не соберешь их воедино, не заставишь работать как надо. Нужно насилие. Так песок, заключенный в жесткие рамки, — опора, способная нести большие нагрузки, а свободно насыпанный песок проваливается под ногами и развевается ветрами. Либеральный читатель мой уже возмущен: автор сравнивает человеческую личность с песчинкой! Согласен, реальная схема гораздо сложнее. Директору приходится искать и лавировать на острие, пока он не найдет эту