Тайны гениев - Михаил Семенович Казиник

Пушкин в письме к Вяземской пишет: “Моя сто тринадцатая любовь будет моей женой”. А мы все: ах, Пушкин, ах, светлый гений. Да развратник он, а не светлый гений. Не только 113 женщин перелюбил, но еще и пересчитал их всех! Получается двойная мораль.

Если какой-нибудь Васька с нашего факультета переспал с несколькими студентками и они пожалуются на Васькину безнравственность, то Вась ку мигом выгонят из комсомола, а то и из университета. А Пушкину, значит, можно?!»

И тогда я ответил:

– Да, Пушкину можно. А Ваське нельзя.

Для того чтобы это осознать на философском уровне, нужно хорошо понять античную мысль: что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. (Ибо от бога рождаются боги и полубоги, а от быка – телята.)

А на бытовом уровне скажу просто.

Чем же все-таки отличаются 113 пушкинских женщин от 113 Васькиных?

Пушкин своим женщинам дал. Васька у женщин взял.

Общаясь со своими женщинами, Пушкин дарил им частицу своего Гения, огня, творческого вдохновения.

Васька не дарил, а принимал подарки (я сам слышал, как Васькины девочки делились друг с другом: «Я ему дала, а ты дала?»).

Пушкинские женщины после Пушкина будут выше. Васькины – ниже (на одного ваську).

Пушкинских женщин теперь будет помнить все человечество. Васькиных даже сам Васька забыл.

Я думаю, что пушкинское донжуанство – важнейший акт русской культуры. Ибо, общаясь с женщиной, Пушкин давал ей такой уровень общения, после которого очень трудно опуститься на порядок или даже на не сколько порядков ниже.

Иногда мне даже кажется, что пушкинское донжуанство – акция, продуманная самим Господом.

Чем больше таких Пушкиных, тем больше Ваське нужно учиться, думать, читать, чувствовать.

Иначе все прекраснейшие женщины достанутся Пушкину. Донжуанство Пушкина, Тютчева, Блока, Пастернака, Маяковского, Есенина и других русских поэтов – великий подарок России от ее Судьбы. Традиции российского сладкогласия – это встреча Поэта и Женщины. Если бы Пушкин мог встретить всех питерских «пивных» девочек! Хотя бы по полчаса на каждую.

Вот тогда-то все мальчики – предполагаемые партнеры этих девочек – будут вынуждены и речь изменить, и стихи почитать, а глядишь, еще и музыку придется сочинять. Иначе – ни одного шанса.

В этом смысле мне очень нравится мысль Маяковского о том, что жену нужно ревновать не к мужу Марьи Иванны, а к Копернику.

Воспоминание

Когда во времена моей юности мальчики 16–18 лет искали себе девочек на одну только ночь, то они производили тестирование.

Мальчики даже и не подозревали, что их способ знакомства именуется столь сложным словом из научного лексикона, но тем не менее.

Так вот, эти мальчики шли по улицам, заговаривали с девочками и через одну-две минуты после начала разговора включали в свою речь самую махровую нецензурщину.

Если девочки возмущались и немедленно уходили, то, значит, тест пока зал отрицание возможности полового акта с этими партнершами в ближайшие полчаса-час.

Если же девочки после залпа из отборного мата продолжали, как ни в чем не бывало, весело общаться с мальчиками, то это значило, что с данными девочками мальчикам повезло и не надо тратить на них больше усилий. Остается лишь взять необходимое количество пива и отправиться вместе с девочками «на квартиру».

И еще одно воспоминание

Как-то во время очередных гастролей иду по коридору гостиницы и чувствую, что кто-то следует за мной буквально по пятам. Оборачиваюсь: в нескольких шагах от меня – миловидная и очень, как бы это сказать, вызывающе-эротично одетая женщина (справедливости ради, ей было что показать!!!).

Когда я обернулся, то получил в подарок роскошную улыбку: «А я вас за гипнотизировала. Я шла за вами и говорила: обернитесь, обернитесь! Вот вы и обернулись».

После нескольких минут веселого и ни к чему не обязывающего разговора я получил приглашение посетить ее номер. Когда я высказал сомнение: удобно ли так поздно (я ведь уезжаю на концерт, а приеду только после 11 вечера), получил ответ, что вполне удобно. Когда я в 11 часов вечера постучал в ее комнату, дверь мне открыла уже не просто красивая женщина, это была сама богиня эротики. На ее роскошном теле не было ничего кроме розового прозрачного пеньюара. Итак, сомнений не оставалось – я приглашен на великий сексуальный пир. Но поскольку я – не языческий поэт, а иудейско-христианский, то просто тела для пиршества мне не хватало.

Во всех подобных случаях у меня появляется одна мысль: по каким критериям я избран для партнерства? Я не спортивен, у меня внешность не Алена Делона, рост у меня средний, мышечная масса – не культуриста. Вместо меня здесь мог быть куда более достойный кандидат. Вполне возможно, он и был… вчера. Но уехал. А я здесь – за неимением лучшего.

В этом случае дух экспериментатора, музыканта, поэта берет верх над телом мужчины.

И я решил почитать моей полуобнаженной партнерше свои стихи. Затем она рассказала мне о своей жизни.

Вышла замуж в 18 лет. Хороший был парень – руки золотые. Всем все делал. И строитель, и слесарь, и столяр, и электрик. Но лгут газеты, что в Советском Союзе валюта – рубль. Не рубль, а бутылка. Вот и расплачивались с ним этой валютой. Он начал пить, драться, бить ее, детей.

Она по-прежнему живет с ним (а куда ей с двумя детьми деваться?), но вот в редкие случаи командировок появляется возможность «оторваться», забыть об этой мерзкой, наполненной матом и алкоголем жизни. Услыхав эту историю – одну из миллионов советских историй, я решил пожертвовать одной ночью и подарить ей столько духовных эмоций, сколько смогу.

Я говорил с ней так, как только поэт может говорить со своей возлюбленной.

Я рассказывал о самых интересных вещах. О тайнах философии и глубинах поэзии, о музыке и о жизни.

Я раскрывал ей тайны слов. Конечно же, рассказывал и свою концепцию о женщине как посланнице небес.

Она слушала, воспринимала каждой своей клеточкой. Ее глаза горели.

Передо мной сидела героиня величайших стихов, прекраснейшей музыки. Возможности ее восприятия оказались безмерны. Ей никто никогда ничего подобного не говорил. Она впитывала в себя каждую строчку стиха, каждую мысль. Это был ее мир.

В пять часов утра, прощаясь навсегда, я взял ее за руку. Человека, которому открыл целый мир.

И она неожиданно отпрянула, неверно истолковав мое прикосновение: «Что вы? Как можно? После ТАКОГО? Вы себе не представляете, что вы со мной сделали! Но я не могу так ПРОСТО».

Когда я проснулся в 11 часов утра, горничная передала мне огромное письмо.