Смерть мужьям! - Антон Чиж

Но сегодня утром случилось невозможное. Ему вырвали сердце. Как только Семенов подбежал к скамейке и рассмотрел личико, покрытое мраморной бледностью, старшего городового словно подменили. Еще вчера он дышать боялся вблизи этой красоты, куколки, а не женщины. Готов был псом лечь у ее ног, хоть и понимал, что на полотняный кафтан да околыш дама даже не взглянет. Все одно, ему было так хорошо, что живет такая красота, и он был рядом с ней. Но это было вчера. А сегодня она, бедная, сидит на лавке остывшая, и глазки остекленели.

Желание отомстить неизвестному извергу и душегубу заставили Семенова строго выполнять то, чему обучали в школе городовых. По свистку общей тревоги он собрал всех постовых, чтобы были в округе, и приказал оцепить место в десяти шагах. И близко не приближаться никому. Ротозеи и любопытные жестко гнались прочь. Семенов прикинул, что в участке есть чиновник, которого местные не любят и побаиваются. Но старший городовой был уверен: юнец, который и ему-то был не по душе, сумеет отомстить за его куколку. Хотя, какая она «его», так, фантазии...

В участок Родион прибыл только для того, чтобы составить план действий. Предстояло решить: искать Екатерину или ее новую жертву. Вариантов было немного: наведаться к Хомяковой, в «Смерть мужьям» и, на всякий случай, к сомнамбулистке. Вдруг опять что-то «видела». Очень хотелось навестить Карсавина, но пока было не с чем, а подсказок от доктора ждать не приходилось. А если все живы, и Екатерина нигде не появлялась, что делать? Поднять городскую полицию для розыска пропавшей – пристав не позволит. Да и рано еще, вдруг найдется. Придется рассчитывать только на свои силы.

Родион не дошел до стола, как услышал крики, долетавшие со второго этажа. Пристав был чем-то разгневан, всех слов было не разобрать, но краткое «труп», прозвучало отчетливо.

– Что-то случилось? – спросил он Кручинского, вальяжно развалившегося на стуле.

Чиновник подмигнул:

– Наш негодует... Ох, и достанется теперь Семенову.

– Это кто такой? – не понял Родион.

– Старший городовой, громадный детина, ну, помните. Такую подлость «Желудю» подстроил. Представьте, сегодня утром на Большой Конюшенной нашли мертвую девицу. Так он, вместо того чтобы вызвать санитаров, и дело с концом, поставил оцепление, да еще требует, чтобы чиновники прибыли.

– Вас, Родион Георгиевич, непременно требует, – добавил Матько, сахарно улыбаясь. – По дружбе, не иначе. Водите знакомства с городовыми? Экий вы демократ. Популярны в народе.

Смутное чувство тревоги, зашевелившееся при словах «мертвая девица», разбушевалось вовсю. Логика постаралась.

– Почему меня? – спросил Родион, еще надеясь, что обойдется.

– Семенов передать «велел», представляете, какие у нас вольности теперь в участке, – Кручинский указал кого за это благодарить, – что померла барышня, которую привозил к вам на допрос.

– Господин подполковник в бешенстве, будет требовать вашего перевода, – сообщил с милейшей улыбкой Матько.

– А то с вами такой урожай трупов! Прямо не знаем, как разгребать, – добавил Кручинский.

Сорвав рожок телефонного аппарата и дождавшись, пока в Департаменте полиции подзовут к телефону криминалиста, Ванзаров, не здороваясь, сказал:

– Аполлон Григорьевич, вы нужны немедленно на Большой Конюшенной... Беда...

Народ толпился в отдалении. Самые любопытные вытягивали шею, чтобы рассмотреть. Так ведь это интересно: труп на улице. Хорошо еще репортеры глаза не продрали, набежали бы с блокнотиками и вопросами, началась бы кутерьма.

Семенов выделялся над толпой ростом. Ванзаров отблагодарил за примерно выполненную службу. Обычно постовые не так расторопны. Старший городовой хмуро пробурчал «рады стараться, ваше благородие», но Родион готов был поклясться, что в глазах мужика злобного вида стояли слезы. Кратко доложив, как обнаружил тело, Семенов подозвал младшего городового Ермилова, оставленного без отдыха. Паренька, осоловевшего от бессонной ночи и взбучки, мучить вопросами было бесполезно. Он пробормотал, что девицу заметил еще с вечера, но подходить не стал. Кто был с ней и когда оказалась на скамейке – не заметил. Да и что замечать? Ну, сидят себе мирные обыватели, порядок не нарушают.

– Что ж, ты, всю ночь мимо нее бродил? – прорычал Семенов. – Не подошел даже узнать: может, помощь какая нужна, растяпа. Может, она еще жива была.

Ермилов печально сопел и молчал. Что тут скажешь: ну, вышло так, все мы задним умом крепки. Глупость – не наказуема.

– Так ведь мимо нее никто не ходил, – стал он оправдываться. – Ну, я и вот... Разве можно... Ваше благородие... Ну, что ж...

Оставалась надежда, что в лавках и магазинах напротив что-то могли видеть. Надежда призрачная: в такой час они уже закрыты. А квартиры обходить – заранее бесполезно. Кто там что разглядит через окна. Ночь, хоть и белая, но фонари-то газовые.

Оставив паренька на растерзание старшего городового, Родион зашел за оцепление. Ступать следовало на краешках носков, как по шаткому болоту. Чиновник полиции честно пытался изобразить цаплю.

– Можете не стараться, земля на бульваре утрамбована в камень, дождя не было, все засохло до неприличия, – довольно громко сообщил Лебедев. – Следов не найдете. Почти... Взгляните?

В полушаге от ботиночек жертвы виднелась крохотная ямка, даже не след, а намек на женский каблучок. Вокруг него слабо читался контур мужской подошвы.

– Прогуливаясь вечером, дама присела на лавку, поздоровалась, но ей не ответили. Она испугалась и быстро ушла. Ее след попал как раз по ноге убийцы.

– Похоже на то, – согласился криминалист. – Жаль, гипсовый слепочек выйдет плохим.... Скажите спасибо, что городовой толковый попался, а то бы неделю искали пропавшую по моргам и больницам.

– Полицейская собака никуда не приведет?

– Приведет. К сапогам городового. А вы как думали?

Ванзаров не думал, а старался найти повод оттянуть неприятный осмотр. Екатерина была спокойна особой, умиротворенной красотой, словно отдыхала, и только приоткрытые глаза смотрели в никуда. На ней был модный костюм из блестящей шелковой материи белого цвета с тонкими зелеными полосами, образующие крупные клетки. Широкая юбка-клош совершенно гладка, корсаж короткий, одеваемый под юбку, перед немного свободный, отделан зелеными лентами, начинающимися по обе стороны воротника петлями и ниспадающими в виде довольно широких бретелей до кушака из зеленой же ленты. Перед корсажа между бретелями покрыт белым кружевом гипюр, которое доходит до середины груди и заканчивается мысом; полукороткие рукава-ballon пышные у локтя и стоячий воротничок. Светлые длинные шведские перчатки, большая из белого тюля шляпа, отделанная зелеными, блестящими лентами и цветами белой и розовой гвоздики. Городовому Семенову было от чего прийти в отчаяние. Не правда ли...

– Ее отравили?