Жнец - Владимир Поселягин

Когда чай был готов, я объявил побудку. Старлей недоволен был, что подняли так рано, ещё толком и не рассвело, но ничего не сказал, понимал, что сам виноват, не назначив время, когда вставать. Бойцы, дрожа от холода, занимались собой да грелись, кто у костра, а кто и самобытной гимнастикой. Я же отнёс кружку с чаем нашей девушке. Вчера узнал, как её зовут. Анна Фролова. А то всё не до знакомства было.

Когда все попили чаю, мы собрались и двинули дальше к нашим. Шли до обеда с краткими мгновениями отдыха неподалёку от трассы, мне кажется, летун опасался заблудиться. К дороге мы выходили, проверяли: немцы шли колоннами. Да и стрельба вокруг не стихала, видать, окруженцы прорывались, но нам они пока не встретились. Один раз наблюдали, как четвёрка наших бомбардировщиков, СБ, как сообщил летун, бомбили перекрёсток, забитый немецкой техникой, ювелирно отработали, любо-дорого смотреть. И благополучно улетели.

Когда время подходило к часу дня и едва мы прошли с километр после очередного отдыха, как наткнулись на дорогу в лесу, причём было видно, что недавно здесь проходила техника, и много, раз набила такую колею. Наш водитель, осмотрев, сообщил, что это наши, следы покрышек и размеры колеи на это указывали. Я посмотрел в свою трубу и мысленно подтвердил его слова. Наши были, и не так давно, полагаю, вчера вечером. Подумав, старлей решил идти по этой дороге, если наши здесь, может, встретимся? Вот так, без дозоров и всего, что положено, бойцы плотной группой пошли прямо по дороге. Я же скользил рядом по лесу с винтовкой наготове. Если что не так, укрыться успею, а благополучие и жизнь этой группы мне были пофиг. За день наслушался стонов и жалоб и поглядывал на попутчиков с откровенной жалостью и лёгкими нотками презрения. На хрен таких попутчиков, может, одному идти? Только одно меня останавливало – Фролова. Вот она шла упорно, явно на одном упрямстве, не показывая своей слабости, и это вызывало уважение. Старлей пытался приказать мне идти рядом, но я отговорился, что осуществляю боковое охранение, и тому возразить было нечего. А в данном случае я использовал поговорку: не можешь остановить, возглавь. Сейчас группа бойцов у меня как приманка. Если их кто обстреляет, это даст мне понять, что враг рядом. Однако шли мы спокойно. Шли-шли и пришли к замыкающим грузовикам советской армейской колонны.

– Эй, есть там кто?! – крикнул старлей, однако ответа не было.

До ближайших машин было метров шестьдесят.

Да и не будет ответа, я уже посмотрел в свою магическую подзорную трубу, колонна была явно брошенной. Старлей пока этого не знал и отправил одного из бойцов посмотреть, что там и как. Я же в свою трубку из кустов рассматривал часть колонны, то что мог визуально видеть, и кое-что привлекло моё внимание: задранные вверх стволы счетверённых зенитных пулемётов. В колонне была зенитка, и это сразу подняло моё настроение. Похоже, из окружения я с техникой выйду, боевой.

Конечно, у старлея может быть своё мнение, но мне на него как-то плевать. Пусть уводит группу, но я останусь с зениткой. Бывая под налётами, а я два их пережил за вчерашний день, в Кобрине угораздило попасть да когда колонной шли, перед засадой немцев, очень хочется иметь что-то на руках, что может поразить этих стервятников в небе. Или хотя бы отогнать и не допустить прицельную бомбардировку. Обо всём этом я размышлял, пока боец бегал к колонне и, выяснив, что там никого, подал нам сигнал, после которого мы уже пошли все вместе. Остановившись у машины с зениткой в кузове, это был ЗИС-5, я, пока остальные дальше ушли, осмотрел и машину, и пулемёты, всё в норме, разве что бак у машины почти пустой, даже трети не имелось топлива.

Догнав группу, я громко посоветовал всем собирать себе снаряжение, брошенное у машин, каски, шинели и сидоры, ну и о котелках не забыть, мой не резиновый, чтобы всех кормить. Будто очнувшись, бойцы этим и занялись. То и дело слышались радостные возгласы от той или иной находки. Даже оружие было найдено. Стар-лей тоже дельное предложение подал: поискать продовольствие. И ведь нашли, так что двое бойцов стали на обочине у штабного автобуса готовить обед, туда же все находки сносились, а мы со старлеем и Ковиным закончили осмотр колонны. Почти пятьдесят грузовиков замерли на этой лесной дороге у сгоревшего, а скорее всего, сожжённого кем-то моста. Тут и легковые машины были. Однако привлекли меня не они, а вторая зенитка такого же типа, что находилась в конце колонны, она была в головной части. Больше зенитных средств я не обнаружил. Эти пулемёты стояли в кузове Газ-ААА. Проходимость у неё была чуть лучше, чем у «Захара».

Пока старлей и Ковин осматривали всё у моста, убеждаясь, что река непреодолима, берега крутые, я изучал зенитку. Она тоже была в порядке, хотя и требовала чистки. После чего они направились к нашим, что собирались на месте, где готовился обед, все успели изрядно проголодаться. Я запустил двигатель машины, прогрел его и аккуратно, стараясь не задеть другие машины в колонне, стоявшие очень близко друг к другу, в четыре приёма с трудом всё же развернулся и, хрустя кустарником, который подминал на обочине, проехал мимо парней, собиравшихся на обед, но с другой стороны колонны, направляясь ко второй зенитке. Там я остановил машину, сходил к «Захару», запустил и у него движок и, развернув машину, поставил её сразу за газоном. Заглушив двигатель, неспешно пошёл к нашим. Старлей меня встретил такими словами:

– Сержант, в чём дело, почему шумим?

– Технику свою в конец колонны перегоняю, товарищ старший лейтенант, – спокойно ответил я, подходя и присаживаясь на корточки рядом с Фроловой.

– В смысле – свою?

– Я же зенитчик, орудия своего у меня нет, эти малышки я хорошо знаю, вот и хочу сформировать взвод из двух зениток. Поэтому и перегнал машины в конец колонны. Нужно их освоить, заправить и подготовить к маршу.

– Мост сожжён, а на главной трассе на Минск – немцы, – как ребёнку, стал пояснять мне старлей.

– Думаю, я смогу перегнать машины к нашим. Зенитные средства в наших войсках сейчас очень нужны, и просто преступление бросать их вот так. Я рискну.

– Я запрещаю, сержант. Мы сейчас пообедаем, переправимся на другой берег и пойдём на соединение с нашими, – довольно жёстким непреклонным тоном сказал летун. Что-что, но командовать он умел и, видать, любил.

– Вы отправитесь, товарищ старший лейтенант, а я орудия не брошу.

– Вы отказываетесь подчиняться старшему по званию? – как-то ласково, но с признаками злости спросил старлей.

– В данный момент – да. Я отказываюсь идти дальше с вами и бросать вооружение. Это преступление.

– Это приказ, сержант! – вскочил тот и заорал: – И встать, когда с вами разговаривает старший по званию!

Спокойно встав, выпрямившись по стройке смирно, я стал лениво выслушивать этого летуна, а тот, брызгая слюной, орал на меня. Кажется, кто-то тут совсем берега потерял, и это точно не я. Этот идиот, а моё мнение о нём как о командире неуклонно падало, додумался приказать бойцам арестовать меня за неподчинение. Мол, махновщину тут развёл. И что важно, оба бойца, что из комендатуры Кобрина, двинулись ко мне, остальные с заметным напряжением внимали всему происходящему, поэтому, когда я вскинул свою винтовку – она рядом со мной была, я же не такой идиот, как остальные, которые оружие поставили в стойку неподалёку, а не на расстоянии руки, – и взял бойцов на прицел. Стар-лей дёрнулся к своей кобуре, на что я спокойно сказал: