Дурные - Ксения Михайловна Спынь

глуша мотора. Лана вышла. Став полутенью, поднырнула под рельсину, и, кажется, — какое везение — дверь будки открылась внутрь. Лана блеснула углом, заперев за собой, и смешалась с тенями внутри.

— Контрол-фрик. Без неё весь мир навернётся. Не то что с ней, — Агнешка вздохнула, устало и почти беззвучно. — Лис, скажешь, если она не будет укладываться? Слить подряд второго человека я вот вообще не хочу.

— А… Да, — кивнула та.

— Данке.

Всё улеглось и затихло впустую, кроме нетерпеливого ворчания мотора. Небо было темно над ними и не светило ни огнями городов, ни звёздами — немного звёзд осталось только на сумке Алисы, да два всполоха повисли по случайности невысоко — смазанные и неяркие в туманах, да тускнело несколько фонарей. Лампочка моргнула в будке, неохотно разгорелась снова. В свете фар что-то вилось — какие-то неизвестные пылинки.

— Агнешка? — позвала наугад сквозь тишину Алиса.

— Мм?

— А почему ты тогда предупредила меня про полицаев?

— В смысле, если б тебя арестовали, ты бы сюда не попала? — Агнешка повернулась с озадаченным видом. — Ну, вообще да, возможно.

— Нет, нет, я не в этом плане, — поспешила прервать её Алиса. — Я… не думаю, что это было б намного лучше, на самом деле.

— Вот и я не думаю, — Агнешка помолчала немного. — Я сама не попадалась никогда, но если правду говорят, что с ними там делают, то вот вообще не лучше.

Лана за стеклом шевелилась — совсем чуть-чуть — манипулируя с таксофоном. Может быть, клала трубку и перенабирала номер вновь, вскидывая голову в ожидании. Отсюда её шевеления были призрачны — как у оставленной просушиться занавески на дворе в сумерках.

— Ну и потом, — поглядывая за будкой, промурлыкала негромко Агнешка, — прикинь — вот так увидеть человека, у которого ещё остались силы на что-то рассчитывать. Не забивать же на это.

— Не знаю, — Алиса потупилась. — Я на самом деле… У меня всё это время даже ощущение, что я стала кем-то из своих персонажей в какой-нибудь их истории. Это они обычно делают что-то в таком роде, а не я.

— И сейчас?

— И сейчас тоже. Так могло бы быть в каком-нибудь моём тексте, а не со мной настоящей, — Алиса помолчала. — На самом деле там всегда всё было какое-то более реальное, в том мире, чем у меня здесь. И, может быть, оно даже гораздо важнее того, что случается со мной в действительности, — она, спохватившись, вымучила улыбку. — Это, наверно, звучит, как шиза, но…

— Не, это понятно, — бросила Агнешка. — Почему нет.

— Да?

— Ну, я сама не пишу, — полуприкрытые глаза Агнешки лениво пропускали через себя остатки света. — Но как чуваки из какого-нибудь фильма оказываются вдруг более настоящими, чем ты, и тебе куда важнее, что будет с ними, чем что с тобой, — это вполне понятно.

Лана вернулась. Вопросительно посмотрела на Агнешку:

— Едем?

Лягух отъехал.

— Всем отзвонилась? — поинтересовалась Агнешка.

— С братом говорила, он взял. Связь прерывалась постоянно. Приходилось каждый раз перезванивать.

Лана помолчала; как бы вспомнив, вылила на руки немного санитайзера.

— Мама, оказывается, действительно была в области. Она уже вернулась, у них как будто бы всё нормально. Даже про Бакстера не забыли.

— Что ты им соврала? — спросила Агнешка.

— Что?

— Ну. Про нас.

— А. Ничего. Он не спрашивал. Я спросила, не слышно ли что в новостях, но он ничего не знает. Попросила ещё его связаться с Максом… Узнать, получил ли он от меня что-нибудь. Но говорят, он сейчас не в городе.

Агнешка как-то недовольно и напряжённо сжала губы на секунду.

— А напрямую ему не пыталась позвонить?

— Мобильник не отвечает. Может, попозже наберу рабочий. В следующий раз и наберу, наверно. Думаешь, я не хотела? — Лана глянула на неё. — Я вообще в сто двенадцать думала, ещё после той трассы на насыпи. Там тогда таксофон не работал. А потом поняла, что… всё равно, даже если б и дозвонилась. Что бы я им сказала — мы непонятно где, за нами гонится непонятно что, а вокруг все какие-то странные?

— Да можно и так, — Агнешка с усмешкой дёрнула рычаг. — В крайнем случае, обзовут ещё разочек провокатором. Ты всё равно в будке.

— Да не в том дело, просто… — Лана задумчиво рассмотрела свои руки на коленях. — Вот смотри. Ты сидишь у себя дома уютненько перед экраном, и тут тебе звонят. Твой знакомый звонит. И рассказывает всё то, что у нас здесь сейчас. Что ты подумаешь? Что он тронулся или под белочкой? Или что фантазирует, чтоб привлечь внимание? Или заделался в пранкеры? Или что? Это же, ну… не может быть.

Агнешка неопределённо мотнула головой.

— Я просто… не смогу объяснить так, чтоб они поняли, — продолжила Лана. — Никому из них. Это совершенно другое — то, что у них, и то, что у нас. Там, у них, действительно такого нет и не было, пока они не видели это и не были здесь, что-то из альтернативного существования. Я могу что угодно говорить. Это всё будет ни о чём. Что мне сказать, мир вокруг сошёл с ума? Так он давно сошёл, это не новости. Или, может, с миром всё нормально, и это я сошла? А? Я, ты? Он, она? Господи, да я даже Нелли объяснить не смогла — вы же слышали! Она же… как будто мы просто приблудились немного. Она же ехала с нами и видела всё то же самое, почему тогда? Почему? — она перевела всхлипывающее дыхание, несколько раз вдохнула и выдохнула спокойнее. — Понимаешь, да? Понимаешь меня?

— Я? — Агнешка обернулась на секунду. Губы её дрогнули в странной улыбке. — Я прекрасно понимаю.

12

Размыта дорога, но кто-то говорит: иди.

Я рядом с тобою, и время нам не перейти. 25

Линда

Дорога, утрамбованная песчаная дорога, оттесняемая отбойником, всё больше подавалась в сторону, туда, где прежде была горка, и наконец совсем сползла под откос. Лес, мелькнув, остался где-то наверху, позади.

Можно было подумать сначала, что они оказались снова там, где начинали — тут тоже кто-то разрыл всё в котлованы и кучи песка, а местами путь пересекали широкие колючие следы, как от большой техники, но вместо грязевых разъездов здесь всё было высушено и выбелено — даже песок был сухой, холодный и белый, словно что-то огромное, каменное и величественное перетёрли тут в крошку для него. Такой песок ещё бывает в песочных часах — сколько же потребовалось разбить их и выпотрошить, чтобы покрыть всю дорогу и всё, что вокруг,