Слуга Империи - Раймонд Фейст

— Госпожа Акома, — протяжно заговорил офицер и присел перед Марой с такой же почтительностью, с какой подобало приветствовать королеву. Тут она увидела, что это Лакс'л, полководец улья.

Мара успокоилась и ответила на его приветствие.

— Твоей королеве от меня что-нибудь требуется? Лакс'л вытянулся и замер, как статуя. Спешащие по своим делам чо-джайны ручейками обтекали и его, и гостью.

— Моей королеве ничего от тебя не требуется. Она желает тебе доброго здоровья. Мне приказано доложить, что из твоих владений прибыл посланник со срочным донесением. Он ожидает снаружи.

Мара огорченно вздохнула. На утро у нее не было намечено никаких дел; все встречи она перенесла на вечер, чтобы предварительно обсудить с Джайкеном план продажи нидр. Наверное, произошло что-то непредвиденное, ибо Игра Совета в летние месяцы обычно затихала — правителей поглощала забота об урожае.

— Придется сейчас же возвращаться домой, — с сожалением сказала она чо-джайну. — Будь добр, передай королеве мои извинения.

Военачальник склонил голову, покрытую шлемом:

— Королева также надеется, что в твоих владениях не случилось никакого несчастья. — Он махнул провожатому; Мара не успела опомниться, как ее развернули в другую сторону и, слегка подталкивая, повели наверх.

Выйдя из улья, она зажмурилась от слепящего солнца. Неподалеку от носильщиков стояли двое офицеров. В одном из них Мара узнала Ксалчи, который недавно получил от Кейока повышение за воинскую доблесть, проявленную при защите торгового каравана. Второй был не кто иной, как Люджан, — его издалека выдавал пышный плюмаж командира авангарда. Мара встревожилась: обычно Люджан присылал с донесением кого-нибудь из младших офицеров, а то и простого скорохода. Она рассеянно отпустила провожатого и заторопилась к своим.

— Приветствую тебя, госпожа, — торопливо поклонился Люджан и отвел ее в сторону от нескончаемого потока чо-джайнов. — К тебе просится гость. Это Джиро Анасати; он прибыл проездом в Сулан-Ку и готов выполнить поручение своего отца Текумы, который не решился доверить столь щекотливое дело обыкновенному посыльному.

По лбу Мары пробежала тень.

— Возвращайся и отправь гонца в Сулан-Ку, — распорядилась она. — Я непременно приму Джиро.

Проводив госпожу до паланкина, Люджан заспешил по дороге к имению. Носильщики взялись за шесты, и процессия, возглавляемая Ксалчи, двинулась в ту же сторону.

— Прибавьте шагу, — приказала Мара сквозь полог.

Еще до ее замужества древний род Анасати враждовал с Акомой. Теперь, видя в ней виновницу гибели Бантокапи, они возненавидели ее еще сильнее. Только их общий потомок, маленький Айяки, сын Бантокапи и внук Текумы, удерживал обе семьи от вооруженного столкновения. Текуме ничего не стоило убрать Мару с дороги, чтобы объявить себя регентом Акомы до совершеннолетия Айяки.

Вести, которые нельзя было доверить простому посыльному, не предвещали ничего хорошего. Мара почувствовала предательский холодок в груди. Она всегда отдавала должное своим врагам, и отсутствие видимой угрозы не могло усыпить ее бдительность. Она настраивала себя на трудный разговор. Для встречи Джиро ей предстояло выставить пять сотен воинов да еще почетный караул из дюжины офицеров — иначе не миновать обиды.

Мара склонила голову на подушку. Даже в тонком шелковом платье она изнемогала от жары. Занятая делами, от которых могла зависеть вся ее дальнейшая жизнь, она все равно терзалась неотступными мыслями о варваре-невольнике. Сейчас он стоял — под палящим солнцем и командовал работниками, возводящими изгородь вокруг нового пастбища. Властительница досадливо поморщилась. У нее и без того было довольно неприятностей; неужели она должна ломать голову над тем, куда пристроить Кевина после окончания работ? Может, стоило попросту его продать… Но эта мысль ей претила, и Мара решила подыскать для него какую-нибудь другую работу, лишь бы отправить с глаз долой.

* * *

Процессия Джиро приближалась к границам Акомы, а Мара уже ожидала у входа в дом. Рядом с ней переминалась с ноги на ногу первая советница, которая чувствовала себя не в своей тарелке: по случаю прибытия гостей ей пришлось надеть пышные наряды и дорогие украшения.

Властительница огляделась по сторонам, чтобы проверить, все ли готово к приему высокого гостя. Ей бросилось в глаза отсутствие одного человека.

— Куда запропастился Джайкен? — шепотом спросила она у Накойи.

Первая советница поправила непослушную шпильку. У нее был такой недовольный вид, будто она не успела протереть глаза ото сна. Накойя терпеть не могла покойного Бантокапи, и эта неприязнь распространилась на всю его родню. Мара знала, что в присутствии высокого гостя советница не посрамит своего звания, зато потом не один день будет срывать злость на всех домочадцах.

— Хадонра сейчас на кухне: следит, чтобы для приготовления блюд использовались только самые отборные фрукты, — сухо ответила старая нянюшка.

Мара недоуменно заметила:

— Ну и придира! Повару не впервой готовить торжественный обед. Он же понимает, что дело идет о чести Акомы!

Накойя понизила голос:

— Это я приказала Джайкену не спускать глаз с кухонных работников. Гость-то наш — из рода Анасати. Не ровен час, ему на блюдо подложат какую-нибудь дрянь — понятия о чести у простолюдинов не такие, как у тебя.

Бантокапи при жизни тоже не пользовался расположением домочадцев, но Мара твердо знала, что главный повар ни за что не опозорит честь Акомы. Времени для разговоров больше не было.

Джайкен появился в самый последний момент; запыхавшись, он вклинился между Накойей и Тасидо — командиром почетного караула. Мара, прищурив глаза, следила за колонной солдат Анасати. Они держали дистанцию таким образом, чтобы можно было беспрепятственно выхватить оружие. Иного Мара и не ожидала, однако такое открытое проявление враждебности выглядело слишком вызывающим. Старого Тасидо мучили недуги — сухой кашель и ломота в суставах; в прежние времена его бы давно отправили на покой, но гарнизон Акомы понес слишком большие потери в войне с варварами, и теперь каждый офицер был на счету. Конечно, на его месте куда лучше смотрелся бы Кейок или Люджан.

В последний раз Мара виделась с Джиро четыре года назад, в день свадьбы. С настороженным любопытством она наблюдала, как молодой Анасати выходит из паланкина. Он был одет в дорогие наряды, но, как и его отец, явно страдал отсутствием хорошего вкуса. По черному шелку густо змеилась красная бахрома, на поясе переливались перламутровые и лаковые пряжки, однако волосы гостя были подстрижены по-военному коротко. Ростом он был выше покойного брата, но выглядел гораздо стройнее и легче в движениях, а лицом пошел в мать, унаследовав высокие скулы и презрительную линию губ. Его руки были не по-мужски холеными. Если бы не жесткие складки в уголках рта, его можно было бы назвать красивым.