Endgame. Ключ Неба - Джеймс Фрей

Раз за разом.

Вперед и назад.

Снова и снова.

– Что ж, все становится гораздо интересней.

Маккавей с Екатериной смотрят прямую трансляцию.

Пока выступает президент Польши, они молчат. Не сводят с экрана потрясенного взгляда – как почти каждый житель Земли.

Речь заканчивается. Через несколько минут Маккавей наконец отмирает:

– Хорошо, что мы взяли бутылку «Крюга», когда был шанс.

– Да уж, – соглашается Екатерина.

Повисает молчание. Им удалось вытащить Байцахана с того света, но он все еще не пришел в сознание и лежал в постели.

– Рассказать твоему другу?

– Нет, – отвечает Маккавей, не сводя взгляда с двери, за которой лежит дунху. – Байцахана все это не волнует.

Я даже не уверен, что он знает о существовании других людей. В смысле, человечества.

Шари с Джамалем слушают речь премьер-министра Индии. Они в маленькой комнате в убежище Хараппы, среди гор, в, в Долине Вечной Жизни. Если и есть в мире место, где можно пережить столкновение с астероидом, то это. Если только удар не будет нацелен прямо сюда.

Малышка Элис тоже смотрит. Малышке всего два года, но она, кажется, прекрасно понимает всю серьезность и важность слов премьер-министра.

«Такая кроха, но уже столько знает и понимает, такая умница», – думает Шари, и от этих мыслей ей становится страшно.

– Мам, это о моем сне, да? – вдруг вставляет девочка посреди выступления.

«То есть о твоем кошмаре», – мысленно поправляет Шари и, сжав руку мужа, отвечает:

– Да, meri jaan.

– А Аваддон сделает нам бо-бо, да, мам?

– Нет, meri jaan. Все случится далеко отсюда.

– Мы не хотим, чтобы кому-то из нас – тебе, мне, маме – было больно. Поэтому, голубка моя, мы и здесь.

– Хорошо, папа.

Выступление продолжается. Шари снедает страх – но не из-за Аваддона. Астероид должен ударить как можно дальше от Ключа Неба.

Потому что если малышка Элис умрет, умрет и Последняя Игра.

Однако пока они в безопасности.

В безопасности, пока не пришли остальные.

Ань – в Японии, в родном городе Тиёко Такеды. Подключился к нелегальному каналу и смотрит выступление президента Китая на новеньком ноутбуке последней модели. Сидит на корточках прямо на полу. Сейчас он больше похож на рабочего, вырвавшегося на перекур, чем на тренированного убийцу. На нем только черные трусы и цифровые наручные часики Тиёко Такеды.

Бинтов на голове Аня больше нет. Звездообразная россыпь стежков – в том месте, куда вошла пуля. Ребра выпирают, как прутья птичьей клетки. Рука воспалилась и ноет; кожа вокруг вывихнутого большого пальца красно-синяя. На правом бедре – синяк размером с манго. Ань даже не помнит, как умудрился его заработать, но это совершенно неважно.

Прищурив темные глаза, он внимательно смотрит на экран. Президент Китая, в очках, тщательно подогнанном костюме и красном коммунистическом галстуке, вещает о нависшем над человечеством конце света.

Его слова ничуть не трогают Аня. Не печалят, не внушают тревогу и страх. Гигантский астероид – как раз чего-то такого Ань и ожидал. Это будет весело. Все годы, что длилось издевательское обучение, Ань представлял себе эту картину. Представлял тот день, когда судьба каждого жителя Земли станет такой же мрачной, как его собственная. Когда каждый столкнется лицом к лицу со смертью.

Так было, пока он не встретил Тиёко.

Так было, пока он не… не влюбился.

Абсурд какой-то. Он из Линии Шань. Его Линия неспособна на любовь.

Нет.

И вместо того, чтобы радоваться, он чувствует, как слова президента будят в нем гнев.

Для Аня гнев всегда питал его сердце. Вечный пульсирующий ритм. Но этот гнев – другой. Новый. Намного более сильный. Концентрированный. Рожденный из любви, которую он потерял и никогда уже не обретет снова. Гнев с оттенком страсти.

Страсти к ней.

Но Тиёко больше нет, ее не вернуть. И Ань разрабатывает новый план. Нестандартный, непривычный, но верный. Он знает, что это так. Знает, что Тиёко бы с ним согласилась. Надеется, что согласится и вся ее Линия. Ибо этот план справедлив. Этот план несет возмездие.

«Ты Играешь на смерть. Я Играю на жизнь».

Ее слова.

Тиёко.

Выступление подходит к концу. Ань смотрит на ноутбук, а руки его продолжают работу. Плотная коса из шелковистых черных волос, полдюйма толщиной и чуть больше фута в длину. В середине она расширяется до размера узкой ладони. Паутина из черных прядок, в которую вплетены два бледных кусочка кожи размером с двадцатипятицентовую монету и два сморщенных человеческих уха.

Ань поднимает странное изделие повыше. Оно почти готово.

Ожерелье из останков его возлюбленной. Ее волосы. Ее плоть.

Он слушает речь президента.

Китайский глава государства заканчивает выступление теми же словами, что и все: «Мы – едины».

Экран становится черным.

Ань захлопывает ноутбук. Зубами сдирает со своей губы частичку отмершей кожи и выплевывает.

– Нет уж, – произносит он на мандаринском наречии.

Еле заметный спазмХЛОП, но с ним все-таки удается справиться.

– Вы ошибаетесь. Мы не едины. Каждый сам за себя.

Германия, Берлин, административный округ Лихтенберг, Гельдбергер-штрассе, восточный конец улицы

Элис сидит под засыхающей липой. Опирается спиной о ствол, колени подтянуты к груди. Осматривает окрестности в маленький, но мощный бинокль. Насвистывает «Вальс с Матильдой». Она обута в сланцы, и пальцы ног отстукивают ритм по пластику.

Солнце взошло почти два часа назад, в 4:58. Появление столь странной персоны – настоящей аборигенки – наверное, прошло бы незамеченным только в каком-нибудь глухом районе Австралии. Но по этой тупиковой улице почти никто не ходит, так что Элис пока не привлекает к себе внимания. Заброшенный район. Идеальное место для подростков, вандалов и убийц.