Изувеченный - Наталья Якобсон

Клер вспомнила, как давно в деревне ее чуть не стошнило от кружки свежего, только что выдоенного коровьего молока. Как ни хвалили его фермеры, а на вкус оно было омерзительным. А какой на вкус будет кровь?

Мысль пронзила мозг подобно молнии. Клер заметила большие чаны, куда потихоньку капала кровь с разделанных туш. Очевидно, туда ее и собирали при забое животных. Правда, здесь не было кружек или плошек, чтобы отхлебнуть немного, и все равно Клер неуверенно двинулась к одному из чанов.

Интересно, какова по вкусу субстанция, которая выглядит такой густой и сочной. Кровь неприятна на вид, и все же столько книг написано о тех, кто, отведав ее, получил бессмертие. А еще есть много сказок о тех, кто, случайно попробовав тот или иной орган, выпавший из-под разделочного ножа мясника, обретали невероятные способности.

Клер вспомнила одно сказание о голове и сердце птицы. Тот, кто съест ее мозг, станет самым умным на свете, тот, кто съест ее сердце, обретет власть над целой страной. А что будет, если отпить крови из чана?

Клер заметила чугунный ковш, подвешенный за цепь к потолку, и уже протянула к нему руку, как вдруг ей прямо под ноги со звоном упали несколько инструментов, предназначенных для разделки мяса и забоя скота. Жуткие предметы. Никто даже не потрудился протереть их после применения. Так что кровь, и свежая, и давно запекшаяся, окрасила лезвия в бордовые оттенки. Кончики лезвий испачкали новые ботинки Клер. Вот досада! Здесь нигде даже не было тряпки, чтобы протереть кровь. Клер с тревогой озиралась по сторонам. Что, если кто-то войдет и застанет ее здесь, испачканную кровью?

Ее внимание привлек стол для разделки, вокруг которого почему-то висело больше всего освежеванных туш. Они словно были предназначены для того, чтобы скрыть его от взгляда, а ведь это неправильно. Мертвые животные были сцеплены за конечности так, будто молились или каялись за что-то. А ведь с тем же успехом так можно было и изувечить людей. Подвешенные под потолком таким образом и со снятой начисто кожей они бы ничем не отличались от скота. Клер с интересом присмотрелась к тушам, сгорбленным и сжатым под потолком. Они больше походили на сплошной ком мяса или мешок, чем на тела. В такой позе они действительно казались наказанными. Как будто их приговорили к подобным истязаниям.

Клер понимала, что должна отсюда уйти, и все равно продолжала свои исследования. Она осматривала мясницкую шаг за шагом и открывала слишком много нового для себя. Слишком много шокирующего. Ей не стоило на все это смотреть. Но она смотрела и не могла оторваться. Выходит, иногда неприятное может увлечь человека куда больше, чем что-то прекрасное. Для Клер это стало целым открытием. Раньше она предпочитала рисовать только самые красивые и изящные вещи, а теперь с таким интересом осматривала скотобойню. Разве не удивительно? Клер чувствовала себя полностью загипнотизированной всем этим пиршеством острых предметов, крови, мяса и костей. Это была целая картина еще неведомого ей искусства. Жуткая и вместе с тем гипнотическая. Сознание само подводило странные ассоциации и открывало новые двери, пока Клер медленно двигалась по труднопроходимому пространству.

Всего на миг ей показалось, что на большом разделочном столе корчится в муках освежеванное тело. Женское тело с ладонями и ступнями, зацепленными крючьями за края стола. Живая человеческая туша извивалась на них, и почему-то вместо того, чтобы закричать от страха, Клер содрогнулась от отвращения и попятилась. Ей стало неприятно, наполовину выдавленные глаза женщины-туши выражали такую муку и вместе с тем столько ненависти.

Говорят, когда какое-либо существо страдает, людям тоже становится страшно. Нормальные люди должны сочувствовать всем, кто испытывает боль. Но Клер испугалась не столько мучений, сколько самой замученной. Ей показалось, что, если бы эта женщина не была прикована к столу железными крючьями, она бы непременно попыталась ее убить.

Клер отшатнулась и только сейчас заметила человека, стоявшего по другую сторону стола. Очевидно, он уже давно наблюдал за ней. Странно, Клер даже не услышала, как он подошел. Она с трудом сглотнула. Окровавленный нож в его руке ее сильно напугал. Громадный нож мясника. Клер было невыносимо на него смотреть. Поэтому она перевела взгляд на фартук, также заляпанный кровью и слизью от внутренних органов скота. Судя по одежде, перед ней стоял мясник, но его лицо пряталось в тени. Как ни присматривалась, Клер не могла его разглядеть.

– Что вам угодно? – хриплый грубый голос был способен напугать.

– Я… – Клер лихорадочно обдумывала оправдания. Что сказать? Почему она сюда зашла? Скажи правду, подсказал внутренний голос, этот человек все поймет. Скажи ему, что тебя привлек запах мяса и его свежий вид. Хоть раз в жизни не лги, Клер. Здесь не картина. Тебе не надо выдумывать, что ты будешь рисовать. Легче сказать то, что ты почувствовала при входе сюда. Расскажи о своем истинном влечении, а иначе мясник может и не отпустить тебя отсюда живой.

Но Клер молчала. Губы просто ее не слушались.

– Вы пришли за заказом? – Он заметил ее нерешимость и, кажется, сам решил ей помочь. – Или хотите только сделать заказ?

Огромный нож в его руке с шумом опустился на столешницу, отсекая кисть жертвы.

«Стойте, – хотела крикнуть Клер, – разве вы не видите, что на столе лежит живая изувеченная женщина?»

И какой же дурой она была бы, если б это сказала. Всего лишь туша была разложена на столе! Клер изумленно смотрела на разрубленные куски мяса. Еще минуту назад она видела здесь нечто совсем другое.

– А какие заказы вы принимаете? – ее голос прозвучал слабо и испуганно. Она сама испугалась того, что эти слова вырвались из ее губ.

Ответом ей был тихий хриплый смешок. Наверное, она и вправду спросила глупость. Или он смеялся над тем, какой страх ей внушает его привычное ремесло. Еще бы, для него ведь разделывать скот – это обычное повседневное занятие, а для нее – грязная скотобойня, похожая на американский фильм ужасов.

– У вас есть враги, мадемуазель? – вдруг вполне серьезно осведомился мясник.

Клер удивил не столько вопрос, сколько непривычное обращение. Мадемуазель! Такое обращение не типично для этой страны и этого места. Здесь ведь не Франция, но он, судя по тону, привык обращаться к девушкам именно так. Очевидно, насмешки ради. В его хриплом голосе иногда проскальзывало нечто шутливое и вызывающее. Будто он предлагал помериться силами. Прямо здесь, в мясницкой. И только голыми руками против его ножа.

Клер вздрогнула от этих мыслей. А мясник выжидающе смотрел на нее с другой стороны стола. Клер не видела его лица, только блестящие азартом глаза. В полутьме они светились как угольки.

Неужели она попала в дом сумасшедшего? Клер стало дурно от этих мыслей.

– Простите, я должна идти. – Она нервно откинула спутанные пряди со лба и, потупившись, двинулась прочь, но это было ошибкой. Он вырос у нее на пути, мгновенно.

Клер остолбенела. Она думала, что, решив схватить ее, он перепрыгнет через стол, а он умудрился даже оказаться на ее пути, при этом не сделав никаких заметных усилий.