Изувеченный - Наталья Якобсон

– Он и сам себе уже не хозяин.

Корделия прислонила маску к лицу и дерзко спросила:

– Вы в этом уверены?

А как бы на ее месте поступил Донатьен?

Что, если ее жертва оказалась принесенной зря? Клер резко ощущала боль в пораненном плече, но не ощущала, что живы те, кого она хотела спасти. Демон в зеркале ненадолго замолчал. Она была ему за это признательна. Или признательность нужно было выражать лишь собственной смелости? Клер растерялась. Смотреть на гладкое и пустое зеркало перед собой было так приятно. Хотя со сверхъестественным, казалось, померкла сама зеркальная суть. Раньше зеркало жило, открывая туннель к потусторонним мирам. Оно было омутом, в котором затаилось нечто. Теперь оно стало лишь плотным стеклом, служащим перегородкой между зазеркальем и этой комнатой.

Клер смотрела на него и сравнивала с забором. Стекло казалось ей чем-то похожим на живую изгородь из роз перед ее домом, только более непроницаемым. В любом заборе нашлись бы щели, а в стекле их не было. Она будто закрыла их своей пролитой кровью. И зеркало стало мертвым.

Клер вздохнула. Тяжесть на сердце стала почти ощутимой. Больше не было снов про прекрасного инкуба. Он не являлся к ней и в действительности. Радость от того, что его нет, оказалась сродни отчаянию. И все-таки Клер взяла нож и нанесла себе еще несколько несильных порезов. На счет его будущих жертв. Тонкие кровоточащие полоски быстро начали заживать. Они больше были похожи на царапины. И все же Клер чувствовала, что перевес сил на ее стороне. Он не посмеет больше никого убить. Только не после того, как она нанесла себе слишком сильную рану. Ведь ее кровь по какой-то необъяснимой причине для него драгоценна. Будто кровь Христа в Священном Граале. Он ее бережет. Он боится, что прольется хоть капля.

Но кто он? Костолом? Мясник? Неупокоенный дух? Серийный маньяк-убийца, орудующий из зазеркалья? Призрак Джека Потрошителя или маркиза де Сада? Нет, ей чудилось легкое колыхание вод Венеции, слышались голоса из прошлого, виделись колдовские обряды. У него была возлюбленная. У него был соперник, который, возможно, обрел бессмертие вместе с ним и теперь тоже разделывает жертв. Или все это фантазии?

Клер вспомнился просмотренный когда-то невзрачный триллер, который назывался «Колобос». Так звали существо, которое заманивало подростков в уединенный коттедж и резало их там всех по очереди. Оно тоже вроде бы было изувеченным и поэтому калечило других. Видимо, это в человеческой природе – хотеть причинить другим ровно столько зла, сколько нанесли тебе, и даже больше. История без конца повторяется то в фильмах, то в книгах, то в жизни. Слово «Колобос» в переводе с какого-то древнего языка, кажется, означало «изувеченный». Так, по крайней мере, говорилось в фильме. Клер попыталась назвать так своего зеркального призрака и не смогла. Это чудное имя совершенно ему не шло. Она была уверена, что если повернется к зеркалу и произнесет его вслух, то в ответ услышит лишь смех.

Нож выпал у нее из руки. Издалека казалось, что ее плечи и руки подрала кошка. Клер было неприятно смотреть на собственные раны. Так же неприятно, должно быть, будет и людям, которые глянут на нее на улице. Еще решат, что она занимается садомазо или какой-то подобной мерзостью ради извращенного удовольствия. Хоть на улице и было жарко, но Клер накинула поверх топа кожаную куртку. Ей было неприятно, что люди могут подумать о ней плохо. Возможно, те самые люди, которых она таким зверским методом пыталась защитить от ножа безымянного убийцы. Его выбор мог пасть на каждого, кого Клер встретит по дороге. Поэтому она заранее и нанесла себе раны. Если ей вдруг снова станет больно при виде кого-то, то он уже защищен. Ее кровью. Ее раной. Ее болью. Она готова была принять на себя боль других. Хоть это и страшный поступок. Но разве не так поступали христианские великомученики, должные дать пример жителям всего мира? Они добровольно шли на пытки, чтобы спасти других. Клер готова была страдать, чтобы вырвать хоть кого-то из когтей дьявола.

Ей было больно. Израненные руки и плечи жгло огнем. Ощущение было таким, будто с них совсем содрали кожу, но она мужественно терпела. В ее терпении есть прок, раз хоть чьи-то жизни спасены. С утра она звонила в больницу и выяснила, что Шанну отпустили домой. Телефон ожогового отделения, где та находилась, ей дала Ирен. Какая-то добросердечная медсестра в справочной объяснила, что с Шанной почти все в порядке, не считая, конечно, урона, нанесенного ее внешности. Вот только ее другу пришлось тяжелее, но он хотя бы еще живой. Клер это утешило ровно настолько, чтобы сделать нужные выводы. Борьба со злом не напрасна. Из всего, как оказалось, есть выход. Хоть и довольно кровавый.

Клер поморщилась. Раны давали о себе знать. Она боялась их чем-то смазать или продезинфицировать, чтобы не изменить хрупкий результат. Вдруг, если она облегчит боль, дух в зеркале снова обретет силу. Поэтому мази, пластыри и бинты были отложены подальше. Вместе с ними пришлось убрать и различные гели и скрабы для душа, а также соли из морских минералов, которые Клер покупала загодя для ухода за кожей. Увы, к израненной коже уже нельзя применить ни благоухающие средства для мытья, ни лосьоны и кремы. Придется подождать, пока раны заживут. Если заживут когда-нибудь… И даже если это случится, ей придется потом нанести себе новые. Клер на миг испугалась, вспомнив, что не все обдумала, вступая в противоборство с демоном. Она не учла наличия многих сложностей и противоречий.

С самого утра она намеревалась навестить Шанну, но теперь решила отложить визит. Лучше пройтись и все обдумать. Ощущение твердой земли под ногами вдруг стало каким-то иллюзорным. Клер ощущала себя в каком-то другом измерении. Она сама не заметила, как зашла в незнакомые места. Ее домик находился на окраине Лондона. Кажется, на этот раз она вышла далеко за границу города. Кругом простирался лиственный лес. Еще не наступил конец августа, но здесь во всем уже чувствовалась осень. Клер долго блуждала по тропинкам, пока не заметила покосившееся строение, похожее на избушку. Оно торчало здесь будто в насмешку над роскошными кронами деревьев, подобное гнилому зубу, который давно пора вырвать.

Наполовину сорванная с петель дверь распахнута настежь. Изнутри пахло не гнилью, а чем-то свежим и притягательным. Невольно Клер облизнулась и принюхалась. Вместе с тем ей стало неприятно.

Что там внутри? Она заглянула в темноту.

– Эй! Есть кто тут?

Тишина была ей ответом. И Клер переступила порог. Наверное, она уже чутьем уловила, куда ступает, потому что вид разделанных туш ее ничуть не удивил. Избушка мясника. Вот как она назвала бы это место.

Подвешенные на крюках к потолку туши выглядели ужасно. Клер никогда еще не видела разделанных и освежеванных животных. Она только пару раз в жизни отдыхала в деревне, да и то давно в детстве. Тогда ее пугали даже живые козы и коровы. Но в мертвом виде они были куда отвратительнее. Клер не могла сказать, какой именно скот здесь забили, но ее слегка подташнивало от вида окровавленного розоватого мяса, а еще от запаха. Пахло какой-то сырой свежестью, как будто кругом были не горы мяса, а гнилая заводь.