Собачья работа - Спенсер Куинн

Рефлекс? Не знаю такого слова. Кстати, все очень даже личное. Дилан Макнайт — чужак, незваный гость и, если не ошибаюсь, уголовник — ступил на нашу землю! Вдобавок оказалось, он из тех людей, что до смерти боятся собак; всегда забавно повстречать такого. Запах страха ни с чем не спутаешь. Я еще разок припугнул этого Дилана, так, слегка.

— Мне плевать, личное это или нет, — взвыл он, пытаясь влезть на дерево задом. Хитрый трюк, ничего не скажешь.

— Ну-ну, Чет, успокойся, — попросил Берни.

Я залаял грозным лаем, свирепым и диким. Даже самому стало немножко страшно. Великолепный звук. Раззадорившись, я залаял еще громче, чтобы прогнать страх, которого сам же на себя и напустил. Из-за соседской двери донеслось тявканье Игги. Поддерживаешь меня, старина? Игги — отличный друг.

— Чет! Успокойся! Ради Бога, Чет! Сидеть!

Я сел. Успокоился.

— Все в порядке, — сказал Берни, погладил меня по голове (в которой до сих пор гудело и вихрилось) и указал подбородком в сторону дома. — Иди туда.

Я сел у парадной двери и стал наблюдать. Мой партнер и Дилан Макнайт стояли возле дерева. Дилан сердито смотрел на Берни, лицо напарника было непроницаемо. Хороший знак. Стало быть, он держит ситуацию под контролем. К мужчинам подошла Сьюзи. Дилан шагнул в сторону и принялся отряхиваться.

— Привет, Сьюзи, — сказал он. — Как дела?

— У меня? Отлично. А ты как поживаешь?

Дилан улыбнулся — вынужден признать, по человеческим меркам зубы у него оказались на редкость хорошие, крупные и белые.

— Не жалуюсь.

Сьюзи напряглась.

— Дилан, это Берни. Берни, это Дилан.

Как я, наверное, уже говорил, ритуал знакомства у людей обычно предполагает рукопожатие (мы, собаки, быстренько обнюхаем друг друга, и все дела), но на этот раз вышло иначе. Дилан коротко кивнул, Берни вообще никак не отреагировал.

— Ты преподнес мне сюрприз, — сказала Дилану Сьюзи.

— Ты мне тоже, — ответил тот.

— Не понимаю.

— Впрочем, как обычно, детка. — Дилан опять улыбнулся, нет, скорей усмехнулся, будто актер из кино. Жаль, что мне не дали разобраться с этим типом.

Сьюзи часто-часто заморгала — у людей это явный признак смущения.

— Не рановато ли тебя выпустили? — спросила она.

— По-моему, ты не слишком рада, Сьюзи.

— Ты не ответил на вопрос.

Улыбка сползла с лица Дилана, но не сразу. Очень интересное явление — постепенно исчезающая улыбка. Кажется, раньше я такого не видел. Мне почему-то захотелось укусить Дилана, хорошо так укусить, по-настоящему. Посмотрев на партнера, я остался на своем месте.

— Да уж, раньше положенного, — сказал Дилан и повернулся к Берни: — Немного погостил в этом замечательном штате, если кому-то интересно.

— Не интересно.

— A-а, Сьюзи, видать, посвятила тебя в подробности? — опять усмехнулся Дилан. — Она умная девочка, правда? Или для тебя это уже не новость? — Он покосился на Берни. Тот не ответил. — Разгадка страшной тайны в том, — продолжил Дилан, — что в вашем прекрасном штате возникла небольшая проблема с перенаселенностью, и судье пришлось отпустить кое-кого из ребят, пока мы все не задохнулись в тесноте.

Я понял далеко не все, особенно в середине, однако желание цапнуть Дилана значительно усилилось.

— Тебе повезло, — сказала Сьюзи.

— Ты же меня знаешь, — произнес Дилан и сделал паузу, видимо, ожидая ответа Сьюзи. Она промолчала. — Позволь спросить, — сказал он, — ты и этот… гм, Берни… сладкая парочка?

— Нет, — ответила Сьюзи, — хотя тебя это совершенно не касается.

Я перевел взгляд на партнера. Берни смотрел в землю.

Дилан улыбнулся своей широкой улыбкой.

— О, тысяча извинений, — сказал он. — Послушай, ты не могла бы сделать мне маленькое одолжение?

— Откуда ты узнал, что я здесь? — спросила Сьюзи.

— Позвонил в редакцию.

— И?..

— Мне сказали, что ты пишешь статью о каком-то частном детективе, дали этот адрес.

Берни резко вскинул голову и посмотрел на Сьюзи.

Неожиданно я заметил под деревом теннисный мячик. Подбежал и схватил в зубы.

— Неужели? — недоверчиво произнесла Сьюзи. — Тебе вот так прямо и назвали адрес?

— Цыпочка на телефоне была очень любезна, — сказал Дилан. — Ну и я позволил себе назвать чуть более вескую причину, разумеется, не нарочно.

— Что за причина?

— Я переезжаю.

— Куда?

— Лос-Анджелес. Меня там ждет работенка.

— Какая?

— Оч-чень интересная. Улетаю уже сегодня. Неплохо будет, если подбросишь меня до аэропорта.

Сьюзи огляделась по сторонам.

— А сюда ты как добрался?

— Приятель подвез.

Сьюзи открыла рот, собираясь что-то сказать. Я безошибочно могу определить, когда человек хочет ответить «нет», и сейчас Сьюзи намеревалась сделать именно это, но тут перед нашим домом затормозила патрульная машина. Из автомобиля вышел Рик Торрес в полицейской форме, с кобурой за поясом.

— Ладно, — быстро сказала Сьюзи Дилану. — Садись.

— Персик мой бархатный, — расплылся в улыбке тот.

Кислое выражение, которое я видел у Майрона Кинга, когда тот будто съел лимон, теперь появилось на лице Сьюзи. Лимоны, персики — сложно все это.

— До встречи, Берни, — попрощалась Сьюзи.

— Пока, — ответил тот.

Они уехали. Мы с Берни и Риком Торресом посмотрели им вслед.

— Кто это? — поинтересовался Рик.

— Сьюзи Санчес, журналистка из «Трибьюн».

— Та, что писала про тебя?

— Ага.

— Мы читали всем отделом, нам понравилось.

Берни промолчал.

— Правда, парни сошлись на том, что Роберт Митчем тебе и в подметки не годится.

— Да брось ты!

Рик рассмеялся.

— Здорово, Чет! — Он подошел ко мне и потрепал по загривку. — Не принимай репортеров всерьез, Берни.

— Почему?

— У них всегда есть скрытые мотивы. Лично я бы им не доверял.

Эй, погодите. Вот я, например, полностью доверяю Сьюзи, считаю ее одним из самых надежных источников угощения. Я попятился было от Рика, но тут он почесал меня за ухом, как раз там, где нужно, и все мое беспокойство улетучилось. Что ни говори, жизнь прекрасна. Хотя, может быть, и не для Берни, который тоскливо смотрел на безлюдную улицу. В чем дело? Вряд ли я докопаюсь до сути, особенно когда меня так славно чешут за ухом. Рик убрал руку — слишком скоро, как всегда, слишком скоро — и достал из кармана конверт. Я основательно встряхнулся, привел в порядок голову. Теперь в ней тихо и безмятежно, а если честно — практически пусто.