От часа тьмы до рассвета - Вольфганг Хольбайн

— Я хочу уйти отсюда, — услышал я возле моего плеча голос Юдифи, когда ко мне частично вернулся рассудок. Я заметил, что тем временем Карл снова отнял у Элен фонарь и начал беспорядочно блуждать по огромному помещению между стеллажами. Юдифь неуверенно переступала с ноги на ногу и тесно жалась ко мне.

— Мы совсем близко, — Карл не собирался к нам возвращаться, он все рассматривал со смешанными чувствами недоверия, извращенного любопытства и возбуждения все новые и новые емкости с препарированными конечностями, головами, глазами и органами, некоторые даже брал в руки, переворачивал, чтобы рассмотреть со всех сторон, и я заметил, что он засунул револьвер за пояс брюк, но время от времени он вынимал его оттуда, направлял сто в нашу сторону, чтобы в корне пресечь любые наши мысли о побеге. Мне не хотелось думать о том, что случится, если Карл выйдет из себя и начнет дико палить вокруг в этом анатомическом музее.

— Да эта господа просто гениальны, здорово они это придумали, — проговорил хозяин гостиницы. — Уважаю!

Юдифь посмотрела на меня с непониманием, но в ответ на это я только беспомощно помотал головой. Я тоже не понимал, к чему клонит Карл, да это меня и не волновало. Я хотел уйти отсюда, все равно куда, только подальше отсюда, и немедленно.

— Это отличная маскировка. Надо же так придумать! — Карл отвратительно улыбнулся, на некоторое время положил фонарь на одну из полок и взялся обеими руками за большой стеклянный цилиндр, в котором помещалась голова четырех- или пятилетнего ребенка. Я не мог и не хотел запоминать и различать никаких деталей, но все же сделал такой вывод, исходя из величины головы, которая находилась в стакане, который начал крутить в руках сумасшедший трактирщик.

— Где можно лучше спрятать зубное золото, как не в челюсти? — Карл ухмыльнулся. — Ну что, обалдели? Вместо того чтобы стоять с разинутым ртом и пускать слюни, займитесь делом, бейте эти банки. Я уверен, что зубное золото…

— Да ты извращенец! — вскрикнула Юдифь.

— Да нет, скорее он потерял рассудок, — качая головой, мрачно проговорила Элен, — если было, что терять.

— Да, это возможно, что мои научные познания немного уступают твоим, — Карл так энергично поставил стеклянный цилиндр обратно на полку, что он громко звякнул, а я задержат и без того слабое и поверхностное дыхание, ожидая, что емкость разобьется, а детская голова с широко раскрытыми от ужаса глазами подкатится к моим ногам, но ему повезло и банка не разбилась. — Образование и интеллект — две большие разницы, госпожа Сверхумница, — наехал он на докторшу, снова беря в руки фонарь и оружие и направляя и то и другое на Элен. — Очевидно, я единственный, кто действительно понял, почему здесь находится эта так называемая исследовательская коллекция.

— Почему? — думаю, я спросил это только потому, что просто хотел услышать свой собственный голос, чтобы убедиться, что я еще могу говорить, если приложу достаточные усилия. Мне это удалось, но этого единственного слова хватило, чтобы у меня возникло в горле дикое жжение, которое осталось надолго.

— Какой нормальный человек станет делать хоть один лишний шаг, как только ступит на порог этой комнаты ужасов? А? — с вызовом спросил хозяин гостиницы и поднял одну бровь, как будто ждал, что мы все в этот же момент застынем с разинутыми ртами и расширенными от удивления глазами, удивляясь его невероятной прозорливости. — Все, что вы здесь видите, сделано лишь для того, чтобы остановить любого потенциального грабителя. Анатомическая коллекция в подземном лабиринте под старой крепостью — как это ужасно… Никакого другого смысла в этом нет! — дулом пистолета, которое в данный момент должно было заменить ему указательный палец, он трижды стукнул себе по лбу. — Все эти страшные извращения должны были послужить исключительно тому, чтобы отпугнуть искателей сокровищ вроде нас, — увлеченно поведал нам он.

Карл как-то преодолел свой ужас, и румянец вернулся на его лицо, и его толстые щеки превратились в почти сияющие, свежие розы. Возле крыльев носа поблескивали в темноте крошечные капельки пота, и я ждал, что он от волнения начнет брызгать слюной.

— Ну да, с чисто научной точки зрения, это действительно сокровищница, — цинично заявила Элен. — Но думаю, что золото ты будешь искать здесь напрасно.

— Это не сокровищница! — в шоке воскликнул я. Каждый произнесенный звук ужасно царапал в горле и стоил мне огромных усилий, при этом мне все еще приходилось бороться с подступающим к горлу едким желудочным соком. Но я просто обязан был положить конец этой поверхностности, которую позволяла себе Элен. Я не мог этого больше выносить. — Это комната ужасов, ты понимаешь? Ты блещешь своими анатомическими познаниями, а представляешь ли ты, сколько человек было загублено ради этого? То, что ты здесь видишь, Элен, это не научная сенсация, это не что иное, как документ, каким ужасным и зверским может быть человек, если он может сотворить нечто подобное! И прекрати так говорить!

Грязная баба! Я чуть не прибавил это ругательство, но в последний момент прикусил язык. Здесь было явно не место для того, чтобы устраивать ссору, и я сразу же пожалел о своей короткой, отчаянной вспышке гнева.

В испуге от моего неожиданного возмущения Элен отступила на шаг в сторону и даже ответила мне коротким виноватым взглядом, однако быстро вернулась к своей прежней роли надменного, невозмутимого хирурга, которого ничто на свете не может не только напугать, но даже расстроить. Она презрительно фыркнула, но больше ничего не сказала, и даже Карл смущенно замолчал и кивком приказал нам подойти к двери Комнаты XIII.

Было бы нечестно утверждать, что я приготовился к самому худшему, когда Элен прошла мимо меня к стальной двери, открыла ее и Карл направил луч фонаря поверх моих, ее и Юдифи плеч в расположенное за ней темное помещение; за прошедшие минуты я пришел к выводу, который останется со мной до конца моей жизни, а именно, никогда невозможно приготовиться к самому худшему, просто по той причине, что какая бы у тебя ни была мрачная фантазия, она все же имеет свои границы. Однако в данном случае то, что я уже представил себе как пестрый клип, сильно превосходило то, что в реальности представляло собой это скорее скучное помещение, в которое я вошел с дрожащими коленками и колотящимся сердцем. На первый взгляд, там ничего особенного не находилось, кроме двух старинных, тяжелых, прикрепленных к полу огромными, толщиной с палец, болтами цилиндров типа цистерн. Казалось, Элен тоже опасалась увидеть что-то более ужасное, потому что я слышал, что она облегченно вздохнула. Затем тремя или четырьмя уверенными шагами она подошла к огромным приборам. Она хлопнула ладонью по металлической, наверное, уже ржавой поверхности одной из машин. Раздался тупой звук, и докторша задумчиво наморщила лоб.

— Эта штука должна быть наполнена до краев, — сказала она.

— И это в те времена, когда ни один человек не мог себе позволить даже заправиться вдоволь. И кто еще будет утверждать, что здесь нет сокровищ? — Карл остался позади нас в дверном проеме, осветил генератор фонарем, а затем проследил лучом за изолированным ветхой черной изоляцией кабелем высокого напряжения, который был протянут через стену, в которой была проделана дверь в направлении исследовательской коллекции II и выступал с другой стороны. Там, подобно какой-то древней рептилии, он проходил под потолком вдоль всего помещения с анатомической коллекцией и терялся где-то во тьме огромного круглого помещения под круглой башней, уходя в слой штукатурки. До сих пор я его не замечал — ужасы этой комнаты страха как-то ослепили меня. Я спрашивал себя, куда может вести этот кабель и зачем в подвале или в старой крепостной башне могут понадобиться генераторы, которых, наверное, хватило бы, чтобы осветить на несколько недель целую фестивальную площадь, не делая дозаправки. И как много людей можно было убить ударом тока одной-единственной машины ростом с человека.