DELETED - Катерина Кюне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скажу Игорю, что плохо себя чувствую и потому не хочу оставаться ночью одна.
(То есть ты знаешь, что Паратире — это твоя выдумка? Иначе почему о нём никому нельзя рассказать? Ты чувствуешь, что его на самом деле нет, так?
Я ничего не знаю, мне просто страшно, оставь меня в покое. Я очень устала.)
Я натягивала джинсы, когда в дверь позвонили. Почему-то, если в дверь звонят, когда я никого не жду, я первым делом думаю, что за мной есть какая-то вина, и за дверью возмездие.
Хозяин квартиры узнал, что обои в прихожей стараниями Павла были немного подпорчены и пришёл нас выселять.
Что-то не так с моим договором аренды.
Незаметно для себя я залила нижние этажи, и ко мне явились разгневанные соседи или вызванная ими полиция.
Все эти версии шальным вихрем влетели в мой мозг, но я отмела их, одну за другой, как несостоятельные. Скорей всего, кто-то ошибся квартирой, или в подъезд прорвались сектанты. Кто бы это ни был, сейчас они уйдут.
Павел, который по непонятным мне причинам всех людей считал друзьями (враньё, что собаки похожи на своих хозяев), уже принюхивался у двери гостеприимно размахивая хвостом. Тем временем в дверь позвонили второй и третий раз, а на четвёртый кнопку звонка утопили чуть ни на полминуты, и тревожное треньканье долго носилось по квартире в поисках жильцов. Звонок замолчал, за дверью послышалось какое-то шарканье и шуршание. Потом всё стихло. Я обрадовалась, что незванцы наконец ушли. Но, выдержав паузу, звонок снова затренькал, а из-за двери раздался голос:
— Эй, ты чо там затихарилась? Открывай уже! Я с улицы видел свет.
Это был голос Алекса, и, судя по интонациям и слюнявому растягиванию гласных, он был крепко пьян.
«Как он меня нашёл и что, блин, ему нужно?! Знает даже, которые окна мои! Или блефует? Но если б блефовал, разве стал бы так нагло звонить?»
В этот момент я пожалела, что не завела немецкую овчарку: Алекс боялся собак. А Павел вёл себя как последний придурок: сел, гипнотизируя взглядом дверь, и, очевидно, поджидал, когда милый гость наконец войдет.
Открывать, конечно, не нужно — Алекс, а тем более пьяный, опасен. Лучше всего тихо переждать под прикрытием толстой железной двери. Но я понимала, что Алекс не из тех, кто так просто уйдёт. Он обязательно что-нибудь выкинет. Из прошлого, из той холодной серой жизни, которая, казалось, развеялась и потеряла надо мной власть, всплыло тяжёлое, гнетущее чувство, название которого я не знала.
Он не отступится, раз пришёл, он останется сторожить у меня под дверью или возле подъезда, чтобы внезапно наскочить на меня утром, когда я буду вынуждена покинуть своё укрытие.
— Открывай, поговорить надо, слышишь ты? Открывай, открывай, открывай! — он принялся дубасить по двери.
Потом снова повисла пауза. Я вслушивалась в неё почти с мольбой: не дёрнется ли лифт, вызванный на нашем этаже?
— Ты ебёшься там что ли или какого хера не отвечаешь?
…
— Так это даже лучше: я бы и с хахалем твоим поговорил заодно… Рассказал бы ему про тебя кое-что… А то он, может, не в курсе, с каким блядвом связался.
Нет уж, на этот раз я не буду это слушать.
Между комнатой и прихожей не было дверей, и я решила укрыться от голоса в ванной. Осторожно повернула круглую ручку, прикрыла дверь изнутри и медленно отпустила ручку обратно. Села на мягкий красный коврик и сосредоточила взгляд на мозаичной плитке на противоположной стене. «Белая, синяя, голубая, белая, синяя, голубая. Посчитаю, сколько белых. Раз, два, три, четыре…»
— А, ну понятно… Очередной жалкий обсосок…
«…Всё нормально, не слушай, просто считай. Четыре, пять, шесть, семь…»
— Эй, обсосок, ну чо ты молчишь-то? Наложил вонючую кучу говна? Боольшууую такую кучу! — Алекс пьяно заржал.
Восемь, девять… Я зажала уши мизинцами. Если надавливать изо всех сил, слышишь постоянный ровный шум, как в трансформаторной подстанции. Кажется, что это шумит мозг, с которым ты заперся один на один внутри своего тела. Непонятный агрегат, который занимается чем-то тайком от тебя. Если он просто руководит процессами в моём теле, то почему так шумит, словно еле-еле справляется с нагрузкой? Может, он делает что-то ещё?
Возможно, часть его мощности использует кто-то посторонний, как это бывает с заражёнными компьютерами? А может, это просто какой-то встроенный механизм, и часть мозга любого человека работает не на его хозяина. В конце концов, если собрать понемногу нейронов с восьми миллиардов мозгов, то получится неплохая вычислительная мощность, я думаю. Биологический суперкомпьютер для нужд кого-то из холодной Вселенной… Дальше начинался коридор, где из темноты проступали расплывчатые, непонятные, жуткие образы, и я свернула с этого пути.
Я не знаю, чем занимается мой мозг, в настоящий момент или в любой другой. Учёные говорят, что мы — это наш мозг. То есть я — это какая-то загадочная субстанция, которая только чуть-чуть, с одного бока, освещена сознанием. Что делается в тёмной моей части? Может ли и она быть освещена, и если да, то кем тогда я окажусь?
Наконец я устала с усилием зажимать уши, от странного внутреннего шума мне стало тошнотно, и немного закружилась голова. Пришлось опустить руки.
— Что, обосрался твой ёбырь? Блядво поганое. Только подмигнёт какой-нибудь обсосок, она уже бежит, выпучив глаза. Дай мне пососать, ну дай! Не знает, как его ублажить получше.
Я не могла усидеть в своем теле, я металась по этажу, пытаясь заткнуть уши соседям. Сейчас все они поймут, что я не просто неулыбчивая, молчаливая девица из соседней квартиры. Теперь они узнают, кто я на самом деле. Потому что к нормальным людям не приходят и не орут у них под дверями такие мерзости.
Наверное, соседи сейчас звонят и жалуются хозяину квартиры. Он тоже всё узнает и, наверное, выселит меня.
Во мне закипало что-то жгучее, невыносимое, как будто я наглоталась раскалённых углей. Хотелось с головой залезть под одеяло и больше никогда оттуда не вылезать.
Дверь бы рано или поздно открыли и вошли внутрь. Увидели бы бугор на кровати, но
