DELETED - Катерина Кюне

Но когда мы попрощались, и Таня уехала в своём желтооком поезде, я вдруг почувствовала дыру в груди. Весенняя серость на улице, неуютная, зябкая квартира, в которой меня ждали только страхи, потусторонние шорохи и долгая-долгая ночь… Я подумала о пустом сером воздухе, нехотя отползающем из-под жёлтого унылого света люстры… Не хотелось идти навстречу всему этому.

Единственным ярким пятном во всей этой картине был Павел. Павел ждёт прогулки и еды, Павла нельзя подводить… Я села в вагон и поехала домой.

25

…Этот запах, который я ощутила в кафе. Наверное, никогда, даже после смерти, я не узнаю, что это такое. Если бы существовал кто-то, кто взаправду исполнял бы желания: Дед Мороз, джинн из лампы, золотая рыбка или незнакомец, орудующий в барах где-то в Америке, я бы попросила его объяснить мне природу этого запаха.

Впервые я почувствовала его в школе, кажется, это был восьмой класс. В самом начале перемены я пришла к кабинету географии, где у нас должен был быть урок, и ждала, пока оттуда выйдет девятый «Б» — гуманитарный класс, который поставлял наибольшее число добровольцев для социальных экспериментов нашей директрисы.

Девятиклассники выходили нестройной вереницей, медленные и вялые — усыплённые дождливой погодой за окнами и старой географичкой, преподающей свой предмет настолько «весело» и «живо», что посторонний слушатель мог бы принять её за ростовую куклу-автомат.

Я увидела, как вышел худосочный Степан, человек-зубы, как я его про себя называла, потому что его передние резцы всегда шли как бы впереди него, то ли из-за того, что реально не помещались в рот, то ли ради намеренного устрашения окружающих. Больше Степану напугать было нечем, он был какой-то недокормленный и малохольный. Но в зубах его, очевидно, что-то было, какая-то колдовская сила, во всяком случае он не был марёхой, а напротив, пользовался авторитетом, в прошлом полугодии его даже выбрали президентом школы.

Вслед за Степаном тащилась пара девчонок, я не была с ними знакома и не знала имён. Потом выпорхнул действующий школьный президент — Кусь. Такая у него была фамилия, и никто его иначе как по фамилии не звал, сходу было и не вспомнить, как его имя. Тем более он и не давал вспомнить, сразу забрасывал улыбками, энергичными вопросами и прочими аномальными всплесками оптимизма. Кусь явно был резистентен к плохой погоде и любым другим неприятностям. Он, будучи президентом, являлся одновременно председателем школьного совета, в который входила и я.

И вот мы стоим, и Кусь уверяет меня, что сегодня прийти на заседание совета совершенно необходимо, потому что мы будем решать, куда потратить спонсорские деньги. Для меня словосочетание «заседание совета» — словно воздушная яма в русском языке. Мне трудно его произносить, потому что я в эту яму проваливаюсь и лечу: открываю рот и оттуда вылетают бессмысленные заученные звуки, а я всё время боюсь перепутать их порядок. На самом деле, всё на этом совете решает завуч по воспитательной работе. Мальчишеская половина совета хочет потратить деньги на строительство футбольного поля, девчоночья — на покупку новой аппаратуры для дискотеки, но завуч закатывает глаза: что вы, будьте благоразумны, сейчас есть куда более важные проблемы! Отложим поле и дискотеку до следующего раза! Она сыплет словами как песком, и пока ты пытаешься проморгаться, объявляет голосование. Президент голосует за более важные траты. Ближайшая свита президента за более важные траты. Большинство за более важные траты.

Мы стояли и говорили об этом голосовании, Кусь был со мной не согласен: он голосовал совершенно самостоятельно, а вовсе не под чужую дудку, просто у него больше информации и ответственности, он ведь всё-таки президент, ему что-то там доверили…

Мимо нас прошёл незнакомый девятиклассник, спокойно и медленно, разговаривая с идущей рядом девчонкой, которая обращалась к нему, называя Елисеем. И тогда я впервые почувствовала тот запах. Наверное, это был запах Елисея, его тела. Если, конечно, его и вправду так звали, если мне не послышалось… Девятиклассник с необычным именем давно растворился в желудочных соках моей памяти, но остался запах, и он накрепко связан с именем Елисей.

В этом запахе есть кислая четвертинка, нота, как говорят, описывая парфюм, как будто запахи настолько вторичны, что для их описания нужно заимствовать музыкальные понятия, как будто запахи не достойны своих собственных слов, своей уникальной терминологии. Так вот в запахе по имени Елисей была кисловатая потная нота. Было ещё что-то пряное, восточное. Но главной для меня нотой в этом запахе была тоска. Тоска по чему-то, чего не может быть, чего нельзя ухватить, нельзя иметь. Это был запах ускользнувших воспоминаний. Воспоминаний о чём-то безумно важном, о какой-то грандиозной возможности, которая была упущена ещё до того, как появилась. Невозможно это объяснить. Невозможно объяснить этот запах. Был ли этой возможностью сам Елисей, девятиклассник, который прошёл тогда мимо? Конечно нет. Хотя первое время я думала именно так.

Я искала Елисея, выслеживала его, не торопясь: куда торопиться, когда ты в восьмом классе? Я не чувствовала влюблённости, это было что-то другое: очень притягательное и печальное одновременно, словно я следовала за прекрасной музыкой. Вот, опять музыка…

Я видела Елисея ещё дважды: один раз издалека и один раз на расстоянии запаха. Он не был красавцем, я бы его даже симпатичным не назвала. Среднего роста, спокойный и сумрачный, чернявый, в нём было что-то тюркское и что-то монгольское, словно он был дипломатом неведомой заморской страны, прибывшим к нам с миссией.

А потом Елисей пропал. Может, переехал в другой город, может, перевёлся в другую школу.

Елисей исчез навсегда, но его запах появлялся ещё несколько раз. И никогда нельзя было понять, чувствую ли я этот запах на самом деле, воспоминание ли это о запахе или что-то вроде обонятельной галлюцинации. Запах приходил внезапно, вызывая тугую неумолимую тоску, и тут же испарялся. Елисеем пахло несколько случайных прохожих. Им пропитались практически все воспоминания о временах восьмого класса.

Елисеем пахла Таня, когда мы сидели с ней в кафе. Я чувствовала этот запах так долго и так явственно, что засомневалась: а что, если всё наоборот? Может, Елисей был далёким предвестником Тани, может, это он пах ею? Может быть, то, что преследовало меня все эти годы, было не просто обонятельной галлюцинацией, а обонятельным предчувствием?

26

Поначалу мне очень хотелось стать «нормальной» женщиной. Так что я пустилась на поиски рецептов того, как это сделать. «Как научиться быстро возбуждаться