Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов

Дальнейшая биография Петра Фомича известна по отрывочным сведениям. Утверждения, будто советские и партийные власти дали ему важную работу в Коминтерне, поручив заниматься рабочим и коммунистическим движением в британских колониях, не соответствовали действительности[334]. Его знания и опыт не пригодились, хотя, казалось, должны были пригодиться. За три с половиной года, проведенных в далекой стране, за счет лишь собственного энтузиазма он сумел открыть и сохранить советское представительство, а заодно внести существенный вклад в становление компартии Австралии. Голодал, сидел в тюрьме, подвергался преследованиям… Разве этого мало, чтобы человека наградить как героя, ну, хотя бы как-то поощрить, назначить на достойную должность?

Москва, как уже отмечалось, не выказывала интереса к развитию отношений с Австралией. Троцкий издал свой приказ о назначении Симонова в начале 1918 года, когда он, как и многие другие большевистские лидеры верили в то, что революция охватит весь мир, включая пятый континент. Чичерин был настроен более прагматично, ему нужно было решать вопросы, связанные с выживанием государства. Это требовало внимания, прежде всего, к отношениям с непосредственным международным окружением. От Австралии мало что зависело и тратить средства на содержание там консульского или любого иного официального офиса представлялось малооправданным.

Приехав в Россию, Симонов тщетно пытался пробудить у начальства интерес к Австралии, и если консульство сохранить не удастся, то хотя бы открыть там торговую миссию. Хотя «сейчас, с учетом нынешнего положения… торговли никакой быть не может», но в будущем «можно будет отправлять туда из России много леса». Кроме того, эту торговую миссию можно будет использовать и для «политической работы»[335]. Мнение бывшего консула услышано не было.

Другой и, наверное, не менее важной причиной прохладного отношения к Симонову, был накопившийся на него компромат. Чиновники рассуждали просто. Даже если обвинения беспочвенны, сам факт, что на человека поступали доносы, внушал подозрения. Значит, дал повод…

Симонов подчеркивал, что готов к любой работе. Еще из Сиднея он написал Чичерину. «Работы я не боюсь, знание у меня кое-какое есть, также довольно продолжительный опыт в торговых делах (одно время был бухгалтером банка), и потому я думаю, что в Советской России я мог бы быть полезным. Возможно, что и мое знание английского языка оказалось бы небесполезным»[336]. В отчете НКИД он указал примерно то же самое: «Я был спрошен, что бы предпочел делать. Не зная, что мне будет предложено, я затрудняюсь сказать, что именно я бы предпочел. Я знал коммерческое и банковское счетоводство (практически, так как был бухгалтером коммерческих предприятий, банка и управляющим издательского товарищества в России) и канцелярскую работу вообще. Работал как журналист, редактировал русскую газету и мой официальный журнал по-английски, знаю английский язык хорошо. Работы никакой не боюсь, работать могу и хочу и предоставляю себя в полное распоряжение Комиссариата»[337].

Вопрос о трудоустройстве Симонова рассматривался в НКИД, а также в Исполкоме Коминтерна. В направленной наркомат записке сотрудника Восточного отдела ИККИ Н. М. Гольдберга от 30 сентября 1921 года предлагалось, «по крайней мере, на ближайшее время» поручить Симонову реферирование для «Бюллетеня НКИД» и «Вестника англо-австралийско-американской прессы» материалов зарубежной прессы, относившихся к «колониям и колониальной жизни Великобритании». Гольдберг также рассчитывал, что новый сотрудник займется «подысканием компетентных людей для проектируемой нами газеты „Международная жизнь“»[338].

Для Симонова это было не худшее решение с учетом всех «привходящих обстоятельств», и он приступил к работе. «Международная жизнь» становится не газетой, а журналом. В 1922 году в нем публикуются статьи Симонова: «Три с половиной года дипломатического представительства» и «Власть или запретительные пошлины», посвященная экономической и политической ситуации в США и политике Республиканской партии. Симонов подготовил для НКИД информационные материалы об экономике Австралии и японо-австралийских торгово-экономических отношениях.

Тогда же Петр Фомич вступил в РКП (б), что, бесспорно, укрепило его положение. Ему зачислили партийный стаж с 1920 года, то есть, приняли во внимание членство в КПА.

Однако партийность не помогла ему удержаться на службе. 15 ноября 1922 года Симонова уволили из журнала «ввиду реорганизации» и «по сокращению штатов». Несмотря на это, он не оставлял попыток удержаться в НКИД. По всей видимости, ему оказывал протекцию А. Э. Калнин. Этот бывший политэмигрант в 1917 году отбыл в Россию, участвовал в Гражданское войны на Дальнем Востоке, а к тому времени, когда в Москве появился опальный консул, сделался членом Исполнительного бюро Профинтерна («Красного интернационала профсоюзов»). В личном деле Симонова в графе «кто может рекомендовать» появляется запись: «член Исполбюро Профинтерна Калнин»[339].

На заседании Коллегии НКИД 24 ноября 1924 года рассматривалась кандидатура Симонова для направления в советское полпредство в Албанию в качестве первого секретаря. Дипломатические отношения между Советским Союзом и Албанией были установлены всего несколько месяцев назад, и в Тирану в качестве полномочного представителя собирался А. А. Краковецкий.

Коллегия кандидатуру Симонова одобрила, но постановила подождать с оформлением отъезда «до получения первого доклада из Албании». Ничего из этого не вышло. Великобритания предъявила Албании ультиматум, потребовав отказа от дипломатических отношений с СССР. Краковецкий приехал в Тирану 16 декабря, но пробыл там всего два дня. Сорвалось и назначение Симонова.

Он начал искать другие варианты и для начала перешел в Профинтерн, под крыло Калнина. Там занимал должности заместителя управляющего делами и заведующего издательским отделом. Кроме того, редактировал печатный орган этой организации – «Красный Профинтерн».

Спустя два года – карьерный рывок. Симонов получает работу в экспортном отделе государственной компании «Нефтесиндикат» и в 1926 году в качестве уполномоченного представителя этой компании командируется в Париж.

О дальнейшей его судьбе практически ничего не известно. Предположение о том, что он погиб в период Большого террора (как многие его товарищей по русской революционной эмиграции в Австралии)[340], безосновательно. Умер он в 1934 году, и хотя причины смерти неизвестны, по всей видимости, она наступила без вмешательства «карающего меча революции». В июне 1934 года Октябрьский райком ВКП (б) г. Москвы передал партийный билет П. Ф. Симонова на хранение в Центральный комитет партии[341].