Восьмерка - Захар Прилепин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подождал, рычаги раскрылись — Новиков при этом почему-то изо всех сил сжал зубы.
— Проходите, проходите, вас не тронет! — засуетилась смотрящая, выходя из своей будки и спеша к Новикову. Когда она до него дошла, рычаги как раз сдвинулись снова.
Новиков тут же прислонил карточку в очередной раз.
Смотрящая постаралась впихнуть его, пока горело 27, — Новиков не без грубости вывернулся, отошел на два шага и снова вернулся к турникету.
Приложил — вспыхнуло 26.
— Ненормальный, что ли? — спросила смотрящая.
Новиков подождал и сбил счет до 25.
— Ну-ка, прекрати! — потребовала смотрящая.
— Что не так? — поинтересовался Новиков.
— Сломаешь… — смотрящая поискала рукой в воздухе нужное слов: — Рычаг!
К Новикову подошел малолетка, тронул за рукав:
— Слышь, пусти?
— Нет, — ответил Новиков уверенно.
— Сейчас милицию… тьфу, ты, полицию вызову! — погрозилась смотрящая и действительно пошла в свою будку.
Пока ее не было, Новиков догнал до 10. Народ повалил с работы, Новикова пытались впихнуть в метро, но он упирался руками в турникет и отругивался:
— Не видите, прохожу!
— Так проходи! — орали сзади.
— Вот, девятая поездка, — отчитывался Новиков, упираясь руками и не давая себя сдвинуть, — восьмая…
Пришел господин полицейский с лицом наглого и обжившегося среди людей дебила.
— В чем дело? — спросил полицейский.
— Я ничего не нарушаю, — ответил Новиков. Загорелась 7.
Полицейский бесцеремонно схватил Новикова за рукав и переставил подальше от турникетов, сам встав к ним спиной.
— Кто может запретить мне использовать мой проездной? — поинтересовался Новиков, не глядя полицейскому в глаза, исхитрился и, метнув руку мимо бедра с пистолетом, приложился карточкой еще раз.
Полицейский одной рукой схватился за кобуру, пытаясь не достать, а просто на всякий случай сберечь пистолет, другой же прихватил Новикова за шкибот и куда-то потащил вдоль турникетов.
— Всё, всё! — прокричал Новиков, попутно успев приложиться и открыть четыре турникета подряд. — Дайте я зайду! Зайду и уеду!
Полицейский отпустил его.
Новиков только сейчас заметил, что карточка в его руке измята напрочь, а рука от волнения стала мокрой, и сам он снова стал как-то гадко пахнуть.
— Вот! — торжественно пообещал Новиков, прикладывая карточку. Вспыхнула цифра 0.
Он сделал шаг вперед, потом шаг назад, рычаги подождали и закрылись.
— Да он сумасшедший! — воскликнула смотрящая.
— Ухожу! — воскликнул Новиков, действительно собираясь уйти, но когда он впечатал свою карточку еще раз, турникет лишь пискнул.
— И что теперь? — серьезно поинтересовался Новиков, глядя на рычаги. — Меня не пустят?
— Гоните его! — попросила смотрящая полицейского.
— Вы что, меня не пустите? — серьезно удивился Новиков. — Я только что истратил тридцать поездок! Я мог бы целый месяц ездить, и вы б мне ничего не сказали. А сейчас вдруг стало нельзя? Если мне не хочется идти за рычаги — кто вправе меня туда тащить? Если мне хочется — почему вы меня не пускаете?
Подошел второй полицейский, и пока Новиков хрипло причитал, его вывели на улицу и легонько толкнули в шею: пшел.
Поблизости Новикову было известно лишь одно заведение — и он там уже был. Ну и что, если был, это не повод туда больше не ходить.
Распахнув двери полицейской управы, Новиков решительно шагнул к полицейскому в контрольно-пропускной будке.
— Ты знаешь, что со мной сделали в этом здании в пятницу? — почти закричал Новиков. — Меня били там! Ты не слышал? Не слышал, как я кричал? Теперь ты слышишь, как я кричу, а тогда не слышал? Вызовете мне сюда понятных! Присяжных! Я уже вызвал прессу, сейчас приедет. Я хочу немедленно провести дознание. Я вам сейчас покажу кабинет и в кабинете следы преступлений! Назвать номер кабинета?
Новиков назвал.
Из здания никто не выходил и не входил.
Голос Новикова метался в пустом фойе, полицейский в будке был то ли напуган, то ли задумчив — так сразу и не поймешь. Новиков и не хотел понимать — ему надо было высказаться, он говорил очень быстро — весь его монолог не занял и минуты.
— Пьяный, ты мне сказал? — кричал Новиков. — Я трезвый. Давай дыхну! — Новиков наклонился и дыхнул в окошко с такой силой, что мог случайно выплюнуть какой-нибудь неважный внутренний орган.
Полицейский встал со стула и отошел от своего окошка. В помещении КПП он был один — изнутри помещение напоминало бессмысленную картонную коробку со стационарным телефоном.
— Ты так не почувствуешь, пьяный я или нет! — жаловался Новиков, пытаясь засунуть голову подальше в окошко. Когда вылезал обратно, с хрястом проехался затылком и одновременно ударился подбородком.
Обежал контрольно-пропускной пункт, увидел дверь, дернул ее, но она была закрытой. Новиков наклонился и громко дыхнул в замочную скважину.
— Не пахнет? — спросил он, заглядывая глазом в скважину.
Вскочил, вернулся обратно. Полицейский так и стоял посреди своей коробки.
— Чего ты прячешься? — спросил Новиков. — Не хочешь со мной разговаривать? Знаете, кто вы? Сейчас напишу тебе на память, — Новиков как следует подышал на стекло и постарался написать, одновременно повторяя вслух то, что пишет. — Му-да-ки! Не очень видно… Давай еще раз!
Тут, наконец, Новикова подхватили двое выбежавших откуда-то из недр здания полисменов, завалили на пол, нацепили наручники, небережно подняли, поставили в угол, лицом к стене.
Новиков крутнул головой, тут же получил по затылку.
— Перед собой смотри, — порекомендовали ему.
Некоторое время Новиков смотрел перед собой.
Он был совсем не пьяным, но чувствовал себя как будто пил долго, с самого утра или даже со вчерашнего дня. Одним из признаков такого состояния у Новикова являлась манера не просто размышлять, а проговаривать свои мысли.
Он закрыл глаза, но тут же сообщил себе: «Велели смотреть перед собой — надо смотреть. Буду смотреть».
Он стоял и смотрел в покрашенную стену, думая: «Я смотрю в стену».
— Ну, что — когда наряд приедет? — громко спросил один из стоявших за спиной Новикова того, что сидел в будке.
Новиков долго ждал его ответа, но его не прозвучало — видимо, полицейский из будки ответил каким-то жестом.
Прошла, наверное, еще минута, Новиков немного заскучал. Он совсем не боялся, напротив, ему было очень хорошо и спокойно на душе.