Комдив. Ключи от ворот Ленинграда - Олег Таругин

«А ведь с этими придется самим справляться, тут ни танкисты, ни минометчики уже не помогут, – отстраненно подумал Павел, ловя в прицел очередного фашиста, видимо, второго номера пулеметного расчета – карабин за спиной, в руках коробки с патронными лентами. – Интересно, а сам пулеметчик-то где? Успел залечь? Пристрелили?»

Тра-та-та-тах! – отозвался автомат, отплевываясь стреляными гильзами, и немец, будто со всего разбегу наскочив на невидимую глазу преграду, ткнулся мордой в траву. А вот нечего тут бегать, разбегался, понимаешь ли…

– Командир, патроны береги! – прорвался сквозь грохот выстрелов неестественно спокойный голос старшины. – Не части, новых-то неоткуда взять…

Со всех сторон грохотали выстрелы, бухали гранаты, раздавались крики раненых и стоны умирающих. Добраться до линии окопов основной массе немцев все-таки не позволили, прижав огнем и закидав гранатами, которых оставалось все меньше и меньше, метрах в двадцати от бруствера. Но кое-где фашистам это удалось, и там началась рукопашная. С карабином в узкой траншее не развернешься, и в ход пошло то, что оказалось под рукой: автоматные приклады, штыки, пехотные лопатки и даже каски, свои и чужие.

Полковник Раус все-таки немного ошибся: да, захватывать траншеи противника его пехотинцев учили. Проблема оказалась в том, что их НЕ УЧИЛИ захватывать именно русские окопы, защитники которых не собирались ни сдаваться, ни отступать… только умирать, перед этим забирая с собой нескольких врагов…

Первого перемахнувшего через бруствер фрица Величев встретил короткой, на три патрона, очередью в живот. После чего боек щелкнул вхолостую – последний диск опустел. А на Павла уже лез следующий. Лицо искажено гримасой ярости, глубокая каска съехала на лоб, форма перепачкана глиной, винтовка наперевес. Времени выхватить пистолет не оставалось. Не задумываясь, лейтенант перехватил автомат за ствол – горячий кожух обжег ладони, но он просто не обратил на это внимания – и, коротко замахнувшись, ударил немца прикладом. Выронив карабин, гитлеровец вскрикнул – похоже, удар перебил ему ключицу – и попытался дотянуться здоровой рукой до висящего на поясе штыка. Не успел: превратившийся в импровизированную дубину ППД снова опустился сверху вниз, швыряя немца на усыпанное стреляными гильзами и зарядными планками дно. Третий удар пришелся по шее, чуть пониже среза каски. Готов…

Отбросив бесполезный автомат, Павел несколько мгновений оторопело глядел на обожженные ладони, затем выдернул из кобуры ТТ, передернул затвор и трижды выстрелил в спину фашиста, борющегося со старшиной. Галкин был опытным бойцом, но навалившийся на него немец заметно превосходил старшину по комплекции – сил Василия едва хватало, чтобы удерживать предплечьем руку противника с зажатым клинком. Вторая рука ничем помочь не могла: в начале схватки он пропустил удар, и лезвие рассекло мышцу.

Отпихнув обмякшее тело, Галкин судорожно вздохнул, зажав ладонью кровоточащий бицепс, видимый сквозь лохмотья рукава гимнастерки:

– Сп… спасибо… командир… Сзад…

Не дожидаясь окончания фразы, Павел резко обернулся, не целясь, нажимая на спусковой крючок едва ли не раньше, чем успел разглядеть врага.

Пара пистолетных выстрелов потонула в гулком грохоте «маузера». Пошатнувшись, гитлеровец выронил карабин и рухнул на наполовину осыпавшийся бруствер. Не зафиксированная подбородочным ремешком каска сорвалась с головы, кверху дном плюхнувшись на дно окопа. Мокрые от пота, всклокоченные русые волосы были обильно перемазаны кровью – вторая пуля угодила в лицо.

– Командир!

– Ничего, просто голова… закружилась… – Опустив руку с пистолетом, лейтенант сполз по осыпающейся стенке, опустившись рядом с товарищем. – Вась, ты это, винтовку у него забери… сейчас снова полезут, а у меня патронов только три штуки осталось…

– Пашка, глаза не закрывай! На меня смотри! – Здоровой рукой старшина забрал у Величева пистолет, обильно перемазав оружие алым. Пошатываясь, поднялся на ноги и выглянул наружу, прикрываясь телом убитого фашиста. Стрелять ни в кого не пришлось. Атака, судя по всему, захлебнулась окончательно, уцелевшие немцы торопливо отходили к лесу. Вернее, отползали, поскольку советские окопы продолжали огрызаться огнем, пусть и куда реже, чем несколькими минутами назад. Судя по количеству неподвижных тел в фельдграу, противник потерял не меньше половины личного состава штурмовых групп. А скорее всего больше – сколько еще полегло во время рукопашной, не знал никто. Как и того, сколько погибло красноармейцев…

– Пашка, не смей мне умирать, слышишь?! Не вздумай даже! Подумаешь, пулю он схлопотал, великое дело… – Галкин, морщась от боли, вытащил из кармана галифе перевязочный пакет, зубами надорвал оболочку из вощеной бумаги… и неожиданно понял, что перевязать командира самостоятельно просто не сможет. Себя – тем более, поскольку раненая рука висела плетью, проклятый фриц распахал плечо чуть ли не до кости. Значит, придется звать кого-то на помощь…

Лужский рубеж, 12 августа 1941 года

Решив, что выждал достаточно и добравшаяся до окопов пехота с минуты на минуту захватит позиции и, значит, помощь окажется им в самый раз, Раус бросил вперед все, что у него оставалось – восемь легких танков и десяток бронетранспортеров с пехотой, пристроившихся следом за ними. Бэтэ-эры, долбя из передних пулеметов, шли клином вдоль дороги – соваться на перепаханную советскими и немецкими минами и снарядами землю водители не рисковали, боясь застрять. Учитывая, что на ходу оставался всего один БТ, шансы доползти до линии траншей, к этому времени уже наверняка захваченных штурмовыми группами, и окончательно завладеть переправой, у немцев на сей раз имелись. По крайней мере, так казалось полковнику. Разумеется, как уже было до того, он снова ошибся…

Прежде чем гитлеровцам удалось подбить маневрирующий в предполье перед мостом БТ-7, последний уничтожил три тихоходных «чеха», влепив каждому по бронебойному: одному в переднюю проекцию, двум другим – в борт. Но на этом удача закончилась: фашистская болванка разворотила ходовую по правому борту, превратив танк в неподвижную мишень. Покидать машину экипаж не стал, ведя огонь с места до последнего. Танкистам удалось сжечь вместе с пехотинцами один из бронетранспортеров и разворотить двигатель другому. Когда полыхнул бензин из раскуроченного бака, выпрыгнуть из охваченного огнем десантного отсека успели лишь трое. Добить дымящего искореженным капотом подранка уже не успели: прямое попадание в корму от подобравшегося с фланга LT-35 мгновенно превратило боевую машину в высокий огненный факел.

– Ваську спалили, сволочи… – не отрываясь от липкого от пота налобника прицела, скрипнул зубами Серышев. – Ну, счас помянем боевого товарища… Степа, чего возишься, выстрел давай!

Под рукой сочно клацнул затвор орудия.

– Готово, командир!

– Вот и у меня тоже… – буркнул себе под нос Василий, фиксируя прицельную марку на корпусе фашистского танка, на несколько секунд сбросившего скорость, чтобы объехать оставленную артснарядом воронку. – Получай, гад!