Двери в песке - Роджер Желязны

Я рад, что вы спросили. В Алжире живет насекомое, похожее наосу, известное под именем Scolia cilata. Оно спит всю зиму в своем гнезде,устроенном в песке, а в марте пробуждается. Самка этого насекомого, что неявляется таким уж редким явлением среди перепончатокрылых, продолжает спать ещемесяц. Самец, естественно, начинает испытывать беспокойство и направляет свойблизорукий взгляд в другие дали. И вдруг!.. Что расцветает как раз в это времяздесь, неподалеку? Конечно же, грациозная орхидея Orphys speculum, чьи цветыпоразительно похожи на тело самки заинтересовавшего нас насекомого. Остальноесовсем не трудно предсказать. Именно таким образом происходит опыление орхидеи– самец осы летает от цветка к цветку и дарит их своим вниманием. Оукс Эймсназвал этот процесс псевдокопуляцией, симбиотической связью двух совершенноразных репродуктивных систем. Орхидея Cryptostylos leptochila точно так же и стой же целью соблазняет самца осы наездника, правда, она при этом достигаетневероятных высот в своей изощренности, поскольку испускает точно такой жезапах, что и самка соблазняемого ею наездника. Коварная. Восхитительная. Встрого философском смысле можно говорить о разнообразных сторонах морали.Именно для этого и нужно образование. Если бы не мой дорогой окаменевшийдядюшка и если бы не президент Элиот, я, вполне возможно, никогда не получил бывозможности испытать те чудесные ощущения, что озаряют своим светом состояниемоей души.

Вот например, когда я лежал там, все еще не совсем понимая,где находится это «там», я вспомнил занятия, посвященные орхидеям, иодновременно меня коснулись совсем непонятные и необъяснимые звуки, тени ицвета. Я моментально пришел к следующему выводу: часто вещи не являются тем,чем кажутся, впрочем, иногда это не имеет никакого значения; человеческоесущество можно обидеть множеством самых отвратительных способов, которыенепосредственно задевают его спинной мозг.

К этому моменту я уже начал робко изучать среду, в которойоказался.

«Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!» и снова «Ой-ой-ой!», – произносиля. Как долго это продолжалось, не мне судить. Неожиданно среда откликнулась намои стенания, всунув термометр мне в рот и принявшись считать мой пульс.

– Пришли в себя, мистер Кассиди? – спросил голос,только вот я не понял, кому он принадлежал – женщине или какому-то бесполомусуществу.

– Блюм, – ответил я, силясь рассмотреть лицомедсестры, и поспешно прикрыв глаза, как только мне это удалось сделать.

– Вам очень повезло, мистер Кассиди, – сказалаона, вынимая термометр. – Я пойду позову доктора. Он с нетерпением ждетвозможности поговорить с вами. А вы полежите спокойно. Не напрягайтесь.

Поскольку я не испытывал особого желания соскочить с кроватии заняться отжиманиями, мне было совсем не трудно выполнить ее распоряжение.

Я еще раз попробовал оглядеться по сторонам. На этот раз всевыглядело совершенно нормально. Понятие «все» включало в себя больничную палатуна одного человека и меня на кровати, которая стояла у стены возле окна. Ялежал на спине и довольно быстро сумел обнаружить, до какой степени моя грудьзамотана в бинты и пластырь. Представив себе, что повязку когда-нибудь будутснимать, я невольно поморщился. Тем, кто не искалечен, не принадлежитмонопольное право на предчувствия.

Несколько минут спустя мне показалось, что здоровенныймолодой парень в белом халате, из кармана которого свисал стетоскоп, внес впалату улыбку и доставил ее прямо к моей постели. Переложив мою карточку изодной руки в другую, он потянулся ко мне. Я решил, что его заинтересовал мойпульс, но доктор схватил мою руку и начал ее изо всех сил трясти.

– Мистер Кассиди, я доктор Дрейд! Мы встречались с вамираньше, но вы этого не помните. Я вас оперировал. Рад, что вы можете пожать мнеруку. Вы очень везучий человек.

Я откашлялся, и мне стало больно.

– Приятная новость, – сказал я.

Доктор взял мою карточку.

– Поскольку ваша рука находится в такой прекраснойформе, не могли бы вы поставить подпись вот на этих бумагах?

– Минутку, – заметил я. – Мне ведь даженеизвестно, что вы со мной делали. Так что я не собираюсь ничего подписывать.

– О, это вовсе не то, о чем вы подумали, – пояснилдоктор. – Те бумаги вас попросят подписать, когда вы будете нас покидать.Я просто хотел получить разрешение воспользоваться своими заметками ифотографиями, которые мне посчастливилось сделать во время операции, длястатьи, которую я хочу написать.

– Для какой такой статьи? – спросил я.

– Статьи, посвященной причине, которая позволила мненазвать вас очень везучим человеком. Вам ведь выстрелили в грудь, знаете ли.

– Ну, это я и сам понял.

– Любой другой человек на вашем месте был бы ужепокойником. Только не старина Фред Кассиди. А знаете почему?

– Скажите мне.

– Сердце у вас не в том месте.

– Да?

– Вы что, до сих пор не знали об особенностях своейсистемы кровообращения?

– Не совсем, – сказал я. – Правда, до сих пормне еще никто не стрелял в грудь.

– Так вот, ваше сердце является зеркальным отображениемобычного сердца. Vena cavae[11] выполняет функцию аорты, алегочная артерия получает кровь из левого желудочка. Ваши легочные вены несутсвежую кровь в ушко правого предсердия, а правое предсердие качает ее черездугу аорты, которая сдвинута вправо. Правые камеры вашего сердца,следовательно, имеют более плотные стенки, которые у обычных людей расположеныслева. Если бы кому-нибудь выстрелили туда же, куда попали вам, было бы пораженолевое предсердие или, возможно, аорта. В вашем же случае пуля прошла набезопасном расстоянии от inferior vena cava[12].

Я снова закашлялся.

– Ну, пуля, конечно, причинила вам вред, –продолжал доктор. – Дырка в груди у вас все-таки есть. Я ее довольноаккуратно заштопал. Скоро вы встанете на ноги.

– Отлично.

– Так вот, как насчет вашей подписи…

– А? Ладно. Все для науки и прогресса.

Подписывая бумаги и раздумывая о том, под каким углом летелапуля, я спросил доктора:

– А как я сюда попал?

– Вас привезла в приемный покой полиция, – ответилдоктор Дрейд. – Они не проинформировали нас о причинах возникновенияситуации, которая привела к перестрелке.

– Перестрелке? И сколько же было выстрелов?