Прости меня, если сможешь - Яна Ясная

И добавил ещё разок — кажется, всерьёз я его допекла со своими внезапными инициативами…Не знаю, какой реакции он от меня ожидал, но я, прислушиваясь к горящему ощущению в месте, где моей кожи коснулась его ладонь, по кошачьи прогнулась в спине…

Мэтт почти жалобно простонал-выдохнул:

— Ли-и-иза-а-а! — и в мои бедра жадно впились широкие ладони, а между ног, в том месте, где все сводило судорогой от предчувствия, я ощутила касание.

Сначала легкое, нежно-шелковистое, оно сменилось давлением — и наполненностью, когда Мат вошел в меня толчком. Замер на мгновенье, и задвигался, напористо и резко. Толчки отдавались во всем теле, вынуждая меня упираться в диван. Ладони надежно фиксировали бедра, вынуждая двигаться в его ритме, и я двигалась, извивалась, старалась… В животе зарождалось предчувствие наслаждения, отзываясь дрожью в груди, в уставших руках… Мэтт обхватил меня поперек талии, фиксируя в захвате и продолжая свирепые толчки, накрыл ладонью мой лобок, нащупал пальцем чувствительную точку и в несколько прикосновений довел меня до оргазма. Я до крови закусила губу, чувствуя, как меня уносит водоворотом ярких, желанных ощущений — и почувствовала, как Тернер через несколько толчков догнал меня в этом головокружительном спуске. Он навалился сверху на мою спину грудью, отвел в сторону волосы и поцеловал в шею. Провел ладонями по влажным, усталым рукам — а потом сжал в объятиях, потянул — и в несколько движений устроил нас на диване.

— Знаешь, Тернер, — пробормотала я, вытягиваясь и устраиваясь поудобнее в обнимку с ним. — Порка в твоем исполнении пробуждению совести совсем не способствует…

Дурман страсти отходил, оставляя болезненную нежность и острую потребность в этом мужчине. И нежность. И сожаление обо всем.

И нежность.

И мне ужасно хотелось целовать его, и обнимать несмотря на то, что поцелуев только что было бессчетное количество, а объятия — вот они, есть прямо сейчас. Мне просто до одури хотелось продлить эти долгие текучие томные мгновения, полные какой-то невероятной гармонии, разделенной на двоих. Раньше у меня такого не было.

Секс с Эзрой всегда был стремительным, страстным, яростным, торопливым — в перерывах между, в урванных у войны минутках. Секс-разрядка, после которого было опустошение, сытое довольство, но никогда — такого упоительного, острого чувства нежности. Не было сладких долгих прелюдий, не было поваляшек в обнимку после. Да и… Тогда каждому из нас остро нужно было получить свое удовольствие. А теперь я открыла для себя, что заботиться о чужом — ничуть не менее, а даже иногда более приятно. Думая об этом, я легонько поглаживала обнимающую меня руку вдоль костяшек пальцев и косточек кисти и, кажется, даже задремывала, поэтому вопрос, прозвучавший над ухом, застал меня врасплох:

— Кто ты?

Я дернулась, обернулась, недоуменно вскинув брови. Мэтт полулежал, придерживая голову согнутой в локте рукой. В отличие от меня, откровенно поплывшей, он выглядел собранным и крайне серьезным. Сердце отказалось заходиться в панике, а голова просчитывать варианты безопасных ответов на этот весьма странный, надо признать вопрос. Самым верным было бы для начала уточнить, что же это такое он имеет в виду, но я молчала. А Тернер неожиданно сам расщедрился на пояснения:

— Та Лиза Миллс, которая живет в моем доме, ни за что бы не отсиживалась за родными стенами, пока ее родные и близкие гибнут на войне. Не смогла бы. Но и делами темных занимаются не идиоты, если бы на тебя можно было бы нарыть хоть что-то они бы нарыли. Вместо этого, девицу, которая способна создавать уникальные авторские проклятия, которая темные зелья варит с легкостью вместо чая, фактически отпускают. Я не понимаю. Объяснишь?

Я смотрела во внимательно изучающие мое лицо карие глаза и по-прежнему не находила в себе ни малейшего желания изворачиваться и уходить от неудобной темы. Не сейчас. Не с ним. Приподнявшись на локтях, я потерлась носом о гладко выбритую сегодня щеку, легонько поцеловала в губы, не с намеком на отвлечь от вопроса, а просто — потому что захотелось. Пообещала:

— Объясню.

А потом села и потянулась за одеждой. Если меня сейчас повяжут и потащат в полицию, будет лучше все же выглядеть прилично. Мэтт последовал моему примеру, а потом мы оба, не сговариваясь, снова сели на диван, на этот раз — на разные концы, друг напротив друга.

— Ты прав, Мэтт. Я участвовала в войне, — произнесла я, и заметила, как дернулся угол рта у моего носорога. — Просто… знаешь, брат часто упрекал меня в том, что я иногда слишком много думаю. Но я привыкла — думать, просчитывать варианты. И по многим вариантам выходило, что Сопротивлению не гарантирован успех. Я верила в него, тогда — верила, но все равно решила подстраховаться. И для участия в боевых действиях взяла себе другое имя. Единицы знали о том, кто я на самом деле. И почти все из них теперь мертвы. Меня на самом деле зовут Лиза Миллс, но я никогда не сидела дома.

Мне все же понадобилось несколько мгновений, чтобы окончательно собраться с духом, мелькнула дурацкая мысль, что я толкаю какую-то глупую и излишне пафоснию речь…

— Имя, — поторопил Мэтт, и я решилась:

— Джессика Хайд.

Он не поверил. Он сначала просто не поверил — это настолько явно читалось на его лице, что мне даже на мгновение стало обидно — чем это я хуже какой-то там выдуманной Джессики?!

— Ее казнили, — отрезал носорог, явно ожидая подробностей — и все еще не веря.

— Да. Я собиралась инсценировать смерть, но так получилось даже лучше. Стелла Уиннифред никогда не была Джесси Тихий Омут, но очень хотела. Хотя бы так.

Мэтт поднес руку к лицу, с силой потер глаза и подбородок. Он молчал, но у меня создавалось ощущение, будто между нами земля пошла трещинами и начала обваливаться, создавая гигантскую пропасть — все шире с каждым мгновением.

— Хорошо, — медленно произнес он голосом, который ничего хорошего не предвещал. — И что ты планировала дальше?

— Ничего, — торопливо выпалила я и так же торопливо поправилась: — Ничего, что кому-либо угрожало бы. Я просто хочу жить, Мэтт…

Я дернулась к нему, но сама себя остановила.

— Я выцарапывала себе жизнь не для того, чтобы снова бросить ее на баррикады. Я хочу только избавиться от браслетов и уехать куда-нибудь подальше. А еще… — я помялась, но все же сказала: — я хочу помочь тебе.

Носорог стиснул челюсти, на скулах перекатились желваки, и я против воли закусила губу — не зря ли? Пусть даже это и правда, но как прозвучало — я тебе помогу, а ты меня отпусти.

— Ладно, — медленно произнес Мэтт, глядя куда-то мимо меня, потом поднялся. — Запиши рецепт. — Что?.. — Рецепт зелья. Запиши его. И дай мне.

— Хорошо. Сейчас… — я обшарила комнату растерянным взглядом в поисках письменных принадлежностей.

— Не срочно, — бросил Тернер, поднялся и направился к выходу.

В дверях он все же замер, заставив мое сердце подпрыгнуть, и бросил вполоборота: