Мафиози из гарема - Светлана Славная

— Мэтр, вы мыслите стандартами XX века, — улыбнулся Егор. — В наше время художник не представляет своей деятельности без серьезного компьютерного обеспечения, а маляр или реставратор — это тот же программист, налаживающий работу соответствующей техники.

— До чего дожили, — проворчал Иван. — Во всяком случае, сейчас этот неутомимый путешественник находится неподалеку, и мы должны его разыскать. Кстати, раз машина Антипова стоит здесь недавно, мы можем снять с него подозрение в организации игорного бизнеса, ведь казино действуют уже около трех лет.

— Я поняла: первый раз Антипов прилетел в Истанбул три года назад!

— Интересно, зачем, — пробормотал Егор.

— Может, промахнулся? — простодушно предположила его жена.

Они вернулись в свою кабину. Иван устало расположился в кресле, Варя принялась доставать из холодильника брикеты с экспедиционным пайком. Егор от ужина отказался. Ему предстояло нелегкое дело: составить запрос в ИИИ на предмет обещания, данного им в благородном душевном порыве казачке Ксюхе. Гений технической мысли планировал вызволить свою новую знакомую из гарема Абдурахмана с помощью машины времени. Миг — и из ненавистного Истанбула она перенесется на берега родного Днепра. Однако проводить подобную акцию без разрешения начальства было рискованно: можно получить дисциплинарное взыскание за нарушение законов о перемещении и навсегда лишиться права путешествовать во времени. Задумчиво хмурясь, Гвидонов направился к аппарату связи и едва не споткнулся о седло, приобретенное на базаре мэтром Птенчиковым.

— Сколько же места оно занимает! — недовольно заметил Егор. — Иван Иванович, если не секрет: что вы планируете делать с этим седлом?

— М-да, вопрос, — почесал подбородок Птенчиков. — В принципе ничего.

— Может, выбросим его в кусты?

— Что ты, добром расшвыриваться! — возмутилась Варвара. — Лучше отдадим его бедным. Например, вдове, очень славная женщина.

— Думаешь, ей нужно верблюжье седло? — усомнился Егор. — Что она станет с ним делать?

— Ну, — задумалась Варя, — его можно использовать вместо табуретки. Или выставить в холле для украшения интерьера.

— Как же, стану я таскаться по всему городу с верблюжьим седлом на собственном горбу ради того, чтобы им украсили холл! В доме вдовы и холла-то нет, — возмутился Птенчиков. — Я и сюда его еле доволок.

— Нужно было перепродать седло, не уходя с базара, — вздохнул Гвидонов.

— Пустили бы в оборот, а на выручку — в казино, — фыркнула Сыроежкина.

— Зря смеешься, знаешь сколько я выиграл?

— Если ты такой умный, где же твои деньги?

— В плену конфисковали. — надменно выпрямился Гвидонов.

— Нечего было попадать в плен. Налакался араки и утратил контроль над ситуацией… Мэтр, я думаю, вы должны наложить на моего мужа дисциплинарное взыскание, пусть больше не напивается.

Гвидонов гневно сверкнул очами:

Увы, немного дней нам здесь побыть дано,

Прожить их без любви и без вина — грешно,

Не стоит размышлять, мир этот стар иль молод:

Коль суждено уйти — не все ли нам равно?

— Что-о?! — многообещающе протянула Варвара, упирая руки в бока.

— Это не я, это Хайям, — мигом стушевался Гвидонов.

— Нечего тыкать мне в нос стишки этого пьяницы и развратника!

— Успокойся, Варенька, — поспешил вмешаться Птенчиков. — Слова Хайяма нельзя воспринимать буквально. Не забывай, что он был суфием!

— Ну и что?

— Суфийские братства веками развивали мистическую традицию ислама, предназначенную отнюдь не для каждого. Неудивительно, что суфии выработали свой язык, в котором общепринятые слова наполнены совершенно иным смыслом, непонятным для непосвященных. Если суфий говорит о любви — то это любовь к Аллаху…

— А при чем тут вино?

— Это один из четырех символов, соответствующих четырем формам познания. Первая форма, доступная каждому, — восприятие явлений окружающего мира с помощью разума и пяти органов чувств; символом ее является вода. Вторая — интуитивное познание, без которого немыслимо искусство. Символом второй формы служит молоко, жидкость более питательная. Третий вид познания — опыт пророков и духовных наставников, выраженный в созданных ими учениях; третьим символом называют мед. И наконец четвертая форма — прямое переживание высшей реальности, недоступной ни для органов чувств, ни для интуиции. Божественное озарение, обретение истины, достижение состояния мистического экстаза. И символом этой формы познания служит вино, разрушающее границы человеческого «я».

— Подумать только, — покачала головой Варвара. — Дорогой, так чем ты все-таки предполагаешь заняться в Стамбуле: разыскать Антипова или достичь состояния мистического экстаза?

Егор уже расправил плечи, готовясь ответить достойно, но учитель поспешил переключить разговор на другое:

— Кстати, если вам интересно — я придумал, куда можно деть верблюжье седло. Мы отправим его Мамонову!

Гвидонов едва не поперхнулся от неожиданности, мигом забыв заготовленную речь:

— Что вы, Аркадий сюда не поместится.

— Разве он увлекается ездой на верблюдах? — заинтересовалась Сыроежкина.

— И этих людей называют моими помощниками! Аркадий отнесет его в музей Института, положит на полку и снабдит ярлычком.

— Гениально! — хором признали ученики мэтра по неразрешимым вопросам.

Словом, седло улетело вслед за отчетом о недавних событиях. Егора вновь оставили на посту — караулить Антипова и общаться с ИИИ по поводу опрометчивого обещания, данного Ксюхе, а Варя с учителем отправились по делам милосердия. Сыроежкина хотела проведать перед сном своих малолетних пациентов, Иван же планировал передать жене незадачливого кулинара всю наличность, вырученную от продажи три-нуль-персператора, чтобы та могла погасить его долг и вызволить беднягу из зиндана.

«Tevekkeltu-alallah» — «Мы полагаемся на волю Аллаха»… Геометрический узор квадратными изразцами светло-бирюзового и белого цветов, выложенный мозаикой на панели, венчающей дверной проем. В качестве фона для надписи — голубые изразцы с узором, напоминающим звезды. Высокий человек в костюме художника с одобрением разглядывал стены павильона. Его взгляд скользил по разноцветным плиткам самых разнообразных форм.

— Молодцы, ребята, не зря я столько провозился с ними, когда был здесь прошлый раз, — бормотал он себе под нос. — Освоили темно-синий, голубой, белый, зеленый… — Художник провел рукой по бордюру с цветочным орнаментом, опоясывающему аркаду. — Теперь надо бы поработать над безупречностью глазури, научить мастеров, как добавить рисунку рельефности. И обязательно ввести в цветовую гамму красный! Он придаст отделке помещений яркость и жизнерадостность. Я объясню им технологию изготовления: от ярко-алого до кораллового…