Жертва особого назначения - Александр Афанасьев

После очередной бессонной ночи они повесили несколько гамаков в холле и так и спали в них по очереди, питались в столовой – члены оперативного штаба собрались на очередное утреннее совещание. От них пахло потом, кофе, плохим дезодорантом, который кто-то поставил в туалете и которым пользовались все.

– Итак, – прилетевший из Москвы полковник Куприянов, начальник отдела ФСО[30], занимал место во главе стола, председательствуя и начальствуя над генералами. – Что у нас нового?

– Отследили пять звонков, – сказал иракец, полковник Меджиди из Мухабаррата. – Все пять классифицированы как представляющие опасность.

Всем было понятно и без перевода – смертники. Последний звонок смертников родным. Иракский Мухабаррат вел спецкартотеку, в которой отмечал лиц, потенциально способных стать смертниками, за ними велась постоянная слежка.

– Откуда?

– Все из разных мест. Но направление одно – район Рустамия.

– Откуда?!

Удивление было понятно. Рустамия считается спокойным и богатым районом, там, среди прочего, – Национальная военная академия. Террористы так близко к подобным заведениям не селятся, не рискуют.

– Так точно, Рустамия.

– Курсантов академии планируется привлечь к мероприятиям по оцеплению и проверке документов, – пробасил полковник Красин.

Все правильно. Это – первичная работа, она требует много неквалифицированных, но надежных и честных рук. Как у нас курсантов полицейских, военных училищ все время на обеспечение дергают, так и тут.

И если найдется несколько уродов, которые сознательно пропустят группу террористов во внутренний периметр, может произойти большая, очень большая беда. А в голову каждого не заглянешь. Кто чем живет – знает один лишь Аллах.

– Взять под наблюдение, – решил Куприянов. – Провести контрразведывательную проверку. Поставьте скрытые камеры.

– Открыто.

– Я сказал – скрытые! – психанул полковник, который четвертый день держался на лошадиных дозах кофеина.

– Проверку – открыто? – переспросил иракец.

– А… Это – да. И жестко. И посмотреть, кто рыпнется. Павел Константинович?

– Да?

– Что по группе Музыканта?

Группа Музыканта напрямую ВОШ[31]не подчинялась.

– Пока ничего.

– Пока?!

Полковник ФСО дал понять, как его это раздражает, но потом перешел к следующим вопросам.

Несколько пикапов и внедорожников стояли в темноте, в тени большого, строящегося промышленного здания на самой окраине. Здание не охранялось.

– Готовы? – полковник, уже надев бронежилет, проверял свой автомат. «АК-12СН»[32], ствол – девятка, заканчивающийся длинным интегрированным глушителем – самое то для уличных боев и штурма зданий.

– Так точно.

– Бес, что?

– Все о’кей. – Бес простучал по клавиатуре титанового ноутбука и закрыл крышку. – Картинка есть.

Картинка была, и еще какая. Данные с БПЛА, кружащего над районом, передавались на этот ноутбук, а уже с него – на укрепленные на руках спецбраслеты, к которым крепились самые обычные гражданские мобильные коммуникаторы. Благодаря техническому прогрессу даже частные структуры получили такие возможности, какие десять лет назад были далеко не у всех военных.

Полковник щелкнул по своему коммуникатору – картинка моментально всплыла, засветилась, но через пять секунд погасла – нечего выдавать себя светом. Можно было и вовсе закрыть коммуникатор мягкой крышкой на липучке с магнитом.

– Есть. Вперед не суйся. Ты – наши глаза.

– Понял.

Полковник повернулся к остальным.

– Работаем в парах. Без лишнего шума. Всех, кто внутри – давим конкретно, санкция есть. Все поняли?

– …

– Двинули.

* * *

В отличие от американских штурмовых групп, предпочитавших передвигаться колонной, русские выдвинулись к зданию перебежками, по обе стороны улицы прикрывая друг друга. Каждый из них мог видеть напарника благодаря нарисованному на спине номеру, который был сделан специальным маркером, – след от него виден только в ПНВ. Еще одним опознавательным знаком была повязка на рукаве – они разных цветов, в зависимости от команды, в которую входит боец, и тоже видны в ПНВ.

Полковник дал команду «Стоп». Все замерли, тихо опустившись на землю.

Экран. Красин переключил экран на данные от БПЛА, барражирующего над объектом. Чисто. Движение есть, но точно такое, какое бывает в жилых районах. Какие-то мелкие тварюшки на земле. Людей нет.

Можно идти. Все пока что просто – проще некуда. Но нужно идти.

Полковник показал – вперед.

Двое создали перед забором из своих тел живую лестницу, один набросил поверх забора толстенное стеганое одеяло – тут обычно поверх забора есть гвозди или битое стекло. Одеяло позволит быстро и бесшумно перебраться через забор.

Первый в несколько секунд взобрался по живой лестнице, перевалился через стену, упал вниз, сразу же встал на колено, настороженно отслеживая легким пулеметом все происходящее. Через пару секунд рядом с ним оказался второй, он перебросил назад легкую и прочную веревочную лестницу, укрепленную кевларовыми нитями. По ней один за одним перебрались и другие.

Прикрывая друг друга, тронулись вперед, двумя колоннами. Щитов не было, поэтому впереди пулемет, он должен при огневом контакте с противником выиграть время, чтобы дать остальным залечь и открыть ответный огонь. Второй автомат смотрит на сорок пять влево, третий – вправо на столько же, четвертый прикрывает хвост «на шесть часов», как говорят в НАТО. Колонны две, пусть и короткие, – чтобы заставить врага, если он здесь есть, распылить свои силы.

Достигли здания тихо, без единого слова, без единого лишнего движения, тем более – без единого выстрела. Полковник подал сигнал к перестроению, и все перестроились в единую штурмовую колонну, прижимаясь к стене. Для тех, кто мог бы это видеть, это выглядело бы красиво – почти как балет. Те, кто это делает в реальности, знают, что за этим литры пота, пролитые на тренировках, и крови, пролитой в поле. Этот «боевой балет» дался ценой десятков, сотен жизней, потерянных в безумной войне. Войне, которая идет уже сорок лет, и не видно в ней ни конца ни края.