Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки - Борис Соколов

Думаю, что Зорге здесь нисколько не надо было вживаться во что-то ему чуждое. Подобный образ жизни был уже давно вполне органичен для Рихарда из-за природного алкоголизма и неумеренной тяги к прекрасному иолу. Разумеется, объективно, повторим еще раз, столь неумеренный образ жизни служил для него хорошей маскировкой.

Правда, у руководства Разведупра могли зародиться сомнения, "не выходил ли "Рамзай" за пределы необходимого, не преступал ли он допустимых границ и норм поведения советского разведчика-коммуниста, усиленно демонстрируя некоторые отрицательные в моральном смысле черты, свойственные нацистскому головорезу?". М.И. Синицын на него ответил так: "Речь идет, в частности, о пьянстве и беспорядочных связях с женщинами. Кроме замечания Уиллоуби, у нас нет иных, более конкретных указаний на запойное пьянство "Рамзая", Однако, склонность к злоупотреблению спиртными напитками, бесспорно, была одной из слабостей "Рамзая", проявившейся в первые же месяцы его работы еще в Шанхае, где случалось, что в пьяном виде он ввязывался в драки и скандалы в барах и ресторанах". Тут можно вспомнить и пьяную аварию на мотоцикле в 1938 году, когда Зорге направлялся к Клаузену с секретными документами и был как никогда близок к провалу. В докладе ГРУ, тем не менее, утверждалось: "Свою маскировку под убежденного нациста Зорге осуществлял с поразительной целеустремленностью, очень продуманно, не переигрывая". Это вывод звучит просто пародийно. Даже если выпивку можно отнести на то огромное нервное напряжение, в котором жил Зорге, то донжуанские похождения очень трудно списать на расстроенные нервы. Замечу, что очень многие не отказались бы так "маскироваться", как это делал Зорге (разумеется, без трагического финала).

Один немецкий дипломат так отозвался о Зорге: "Распутный повеса и авантюрист с блестящим умом и непоколебимым самомнением". "Рамзай" имел славу первого донжуана в Токио.

Друг Зорге, немецкий дипломат принц Урах, вспоминал: "Выпивая, он проходил все состояния пьяницы: экзальтированность, слезливую униженность, агрессивность, паранойю и мегаломанию, делириум (по-русски — белая горячка. — Б.С.), ступор и серое одиночество похмелья, которое можно было разогнать лишь новой порцией алкоголя".

В пьяном состоянии Зорге часто был агрессивен, нередко вступал в драки, но даже на грани беспамятства никогда не говорил лишнего о своей разведывательной работе. Контрразведчик Ивар Лисснер решил как-то раз проверить Рихарда на предмет знания русского языка: "Однажды я принес русскую газету и положил ему на стол. Русским я владел свободно. "Прочтите это!" — сказал я. Зорге уже успел выпить добрых пятнадцать порций виски. "Прочесть это? Да надо быть не в своем уме!" — и от его хохота, как обычно, стены заходили ходуном".

Зорге получал от Эйгена Отта информацию по японским вооруженным силам и японо-германскому сотрудничеству, а также по Германии, а сам предоставлял ему ту информацию о внешней и внутренней политике Японии, которую получал от Одзаки и других японских членов своей группы. Эта информация была по сути инсайдерской, исходила непосредственно из правительственных кругов. Поэтому подсказанные Зорге и данные Оттом прогнозы часто сбывались, что повышало его реноме в Берлине и способствовало карьере.

Весной 1934 года сотрудник осакского отделения галеты "Асахи" Ходзуми Одзаки получил визитную карточку некоего Канити Минами (псевдоним Иотоку Мияги). Тот сказал, что некий иностранец, с которым Одзаки был хорошо знаком в Шанхае, хочет с ним встретиться. По ходу разговора Одзаки понял, что речь идет о Зорге, и с радостью согласился. Вечером они встретились.

Возвратившись из Шанхая в 1933 году, Одзаки жил в Осаке и работал в иностранном отделе редакции газеты "Осака Асахи" и в институте социальных проблем "Охара".

Зорге считал, что тогдашний немецкий посол в Японии доктор Герберт фон Дирксен, позднее ставший последним послом довоенной Германии в Лондоне, был весьма расположен к доверительным беседам с ним. Но, возможно, Рихард преувеличивал свое влияние на посла. В послевоенных мемуарах Дирксен о Зорге не упомянул ни единого слова.

Рихард Зорге в 1940-е гг.

Зорге позволял себе самостоятельно оценивать внешнюю политику СССР, далеко не всегда совпадая в ней с той линией, которую в данный момент проводил Сталин. Вот что писал М.И. Сироткин в справке "Опыт организации и деятельности резидентуры "Рамзая"". "Он (т. е. Зорге. — Б.С.) утверждал, что "линия Коминтерна", начиная с 1929 г. (т. е. с тех пор, как исчезли из руководства правые) построена на пассивной тактике удержания наличного, а так как наличное сводится главным образом к существованию СССР, то вся политика Коминтерна построена на задаче помощи социалистическому строительству в СССР, причем соответствующим образом ограничивается активность компартий на Западе. Он критиковал недостаточную активность нашей внешней политики, наше вступление в Лигу наций".

Интересно, что операция "Просо" — деятельность резидентуры Зорге в Японии — обошлась советской разведке всего в 40 тыс. долларов, сумму весьма незначительную для группы из 25 человек, 8 лет работавшей в таком дорогом городе, как Токио. Все они жили преимущественно на доходы от своей легальной деятельности. Это относится прежде всего к Клаузену и Мияги, гравюры которого пользовались постоянным спросом. Вукелич зарабатывал не только как фотограф, но и как токийский представитель французского телеграфного агентства Гавас. Это открывало перед ним двери многих закрытых учреждений. Правда, сумма в 40 тыс. долларов — это только суммы в наличных, которые передавались Зорге через курьеров, и банковские переводы через американские банки. Но, вместе с этим, могли быть безналичные переводы из Москвы экспортно-импортной фирме Клаузена, объем которых установить невозможно.

Штаб-квартира главного командования на Дальнем Востоке в докладе о деятельности аппарата в Японии скрупулезно подсчитала его расходы: "Общие затраты группы Зорге составляли около трех тысяч иен в месяц, или менее ста долларов США в качестве платы за необычайно ценную работу почти двадцати агентов. Поскольку, за одним исключением, все они работали из любви к делу, а не за деньги, плата, которую они получали ежемесячно, могла лишь покрыть их расходы на жизнь и поездки, никак не компенсируя их деятельность. Одзаки, например, никогда не получал ни пенни и даже оказывался в убытке, поддерживая материально некоторых из своих агентов. Зорге, Вукелич и Клаузен имели, конечно, регулярные поступления от своей работы, но у них также были и дополнительные траты".

Клаузен, как казначей резидентуры, раз в год представлял Зорге отчет о доходах и расходах, который потом микрофильмировали и отправляли в Россию. За время своей службы в качестве казначея с 1936-го по октябрь 1941 года Клаузен получил через курьеров 24 500 долларов и 18 300 йен плюс около 10 000 долларов банковских переводов — всего около 40 000 долларов.

В конце 1939 года Рихард Зорге решил, что пришло время отказаться от курьерской связи с Шанхаем. Это было вызнано тем, что береговая полиция в Иокогаме усилила слежку за прибывающими и отъезжающими.