Земля без людей - Алан Вейсман

На порядок – это в 10 раз – дольше, чем сколько? Тысяча лет? Десять тысяч?

Никто не знает, потому что еще ни одна пластмасса не закончила своего существования от естественных причин. Современным микробам, разбивающим углеводороды на их строительные блоки, потребовалось немало времени, чтобы научиться поедать лигнин и целлюлозу после появления растений. Сравнительно недавно они научились поедать нефть. Но пока никто не способен питаться пластиком, потому что 50 лет – это слишком короткий промежуток времени, чтобы эволюция разработала необходимую биохимию.

«Но дайте ей 100 тысяч лет, – говорит оптимист Эндарди. Он был на родной Шри-Ланке, когда на Рождество 2004 случился цунами, и даже там, после этого апокалиптического удара стихии, люди находили повод надеяться. – Я уверен, вы найдете много видов микробов, гены которых позволят делать им эту выгодную работу, чтобы их число росло и процветало. На поедание нынешнего объема пластика уйдут сотни тысяч лет, но со временем весь он будет разложен. Лигнин куда более сложный, но он разлагается микроорганизмами. Просто нужно дождаться, пока эволюция приспособится к создаваемым нами материалам».

И если закончится биологическое время, а пластмассы все еще будут оставаться, останется еще время геологическое.

«Перемещение пластов и давление превратят их в нечто новое. Как деревья, погребенные в болотах давным-давно, – геологический процесс, а не разложение превратило их в нефть и уголь. Возможно, высокие концентрации пластмасс превратятся в нечто подобное. Они неминуемо изменятся. Изменчивость – характерная черта природы. Ничто не остается прежним».

Когда люди исчезнут, среди тех, кто немедленно получит выгоду, окажутся комары. Хоть наше антропоцентрическое видение мира может льстить нам мыслью, что человеческая кровь необходима им для выживания, на самом деле они – легко приспосабливающиеся гурманы, способные питаться из вен большинства теплокровных млекопитающих, хладнокровных рептилий и даже птиц. В наше отсутствие, предположительно, множество диких и одичавших животных ринутся на освобожденное пространство и построят дом на покинутых нами местах. Их численность не будет падать от наших смертельных транспортных средств, и они станут размножаться столь самозабвенно, что общечеловеческой биомассы – которую известный биолог Э.О. Уилсон оценивает как неспособную заполнить даже Гранд-Каньон – будет недоставать весьма недолго.

Даже из яиц, отложенных в заполненную росой крышку от пластиковой бутылки, могут вырасти несколько комаров.

В то же самое время любые комары, скорбящие о нашей кончине, будут утешены двумя посмертными дарами. Во-первых, мы прекратим их уничтожать. Люди нацелились на комаров задолго до изобретения пестицидов, распространяя масло по поверхностям прудов, дельт и луж, где те размножались. Этот ларвицид, перекрывающий личинкам комаров кислород, до сих пор часто используется, так же как и другие методы антикомариной химической войны. От гормонов, не дающих личинке развиться во взрослое насекомое, до – особенно в малярийных тропиках – распыления с воздуха дихлордифенилтрихлорэтана, запрещенного только в отдельных частях света. С уходом людей миллиарды крохотных пискунов, которые иначе бы умерли во младенчестве, будут жить, и среди вторичных получателей выгоды окажутся многие виды пресноводных рыб, в пищевых цепочках которых комариные яйца и личинки образуют крупные звенья. Еще пользу получат цветы: когда комары не сосут кровь, они пьют нектар – основную пищу всех самцов комаров, хотя самки с вампирскими наклонностями тоже им не брезгуют. А это делает их опылителями, так что мир без нас заново расцветет.

Еще одним даром комарам будет возвращение их родных земель – точнее, родных вод. Только в США с момента образования государства в 1776 году они потеряли часть лучших мест обитания и размножения – болот, по площади в два раза больших Калифорнии. Превратите земли такой площади обратно в болото, и вы поймете, в чем суть. (Рост популяции комаров должен быть приведен в соответствие с аналогичным увеличением поголовья питающихся ими рыб, жаб и лягушек – правда, в случае двух последних люди могли дать насекомым некоторую паузу: непонятно, сколько земноводных переживут хитридиомицетов, грибков, распространившихся благодаря международной торговле лабораторными лягушками. Их рост и развитие спровоцировало потепление, и эпидемия уже уничтожила сотни видов по всему миру.)

Естественная среда или нет, комары всегда находят дырочку, как знает любой, кто живет поверх бывшего болота, осушенного и застроенного, хоть в пригородах Коннектикута, хоть в трущобах Найроби. Даже из яиц, отложенных в заполненную росой крышку от пластиковой бутылки, могут вырасти несколько комаров. Пока асфальт и брусчатка не развалятся окончательно и освободившиеся болота не вступят в свои права на поверхности, комарам придется обходиться лужами и забитыми сточными канавами. И они могут быть уверенны, что одни из их любимейших рукотворных яслей просуществуют как минимум еще столетие и будут изредка встречаться еще много столетий спустя: выброшенные резиновые автомобильные покрышки.

Резина – вид полимера, именуемого эластомером. Природные виды, такие как вытяжка из молочного латекса амазонского дерева гевея, самым логичным образом разлагаются под действием микроорганизмов. Свойство природного латекса становиться липким при высоких температурах и затвердевать и даже раскалываться на морозе ограничивало его практическое применение до 1839 года, когда массачусетский торговец скобяными изделиями попытался смешать его с серой. Случайно уронив немного смеси на плиту и увидев, что она не расслоилась, Чарльз Гудьир осознал создание чего-то не существующего в природе.

По сей день природа также не сумела создать микроба, способного это съесть. Процесс Гудьира, называемый вулканизацией, связывает длинные полимерные цепочки резины короткими нитями атомов серы, превращая все вместе в гигантскую молекулу. После того как резину вулканизировали, то есть нагрели, насытили серой и залили в форму, к примеру, покрышки грузовика, полученная в результате гигантская молекула принимает ее вид и уже никогда его не теряет.

Будучи единой молекулой, покрышка не может быть расплавлена и превращена во что-то иное. Если только не разорвана физически или сношена 97 тысячами километров трения, на что в обоих случаях требуется значительная энергия, она остается круглой. Покрышки сводят с ума работников свалок, потому что при закапывании они сохраняют пузырь воздуха в форме пончика, который стремится подняться на поверхность. Большая часть мусорных свалок их теперь не принимает, но еще сотни лет старые покрышки будут проделывать свой путь на поверхность заброшенных мусорных куч, заполняться водой и снова служить местом для разведения комаров.

В США в год выбрасывается по одной покрышке на одного жителя – а это треть миллиарда, и только за один год. А есть еще и остальной мир. В настоящий момент времени используется около 700 миллионов машин, и куда больше уже выброшено, так что количество оставленных нами покрышек будет меньше триллиона, но много, много миллиардов. Как долго они будут валяться, зависит от количества попадающих на них прямых солнечных лучей. Пока не появится микроб, которому понравятся углеводороды, приправленные серой, только жгучее окисление приземного озона, загрязняющего вещества, от которого жжет в носу, или космическая мощь ультрафиолетовых лучей, проникающих через поврежденный слой стратосферного озона, может разрушить путы вулканизированной серы. Поэтому автомобильные покрышки пропитаны ингибиторами ультрафиолета и «противоозоностарителями», а также другими дополнениями вроде черных угольных наполнителей, которые придают шинам крепость и цвет.