Дикий фраер - Сергей Донской

Усмехнувшись воспоминаниям, Стингер направил взгляд на Корявого, ожесточенно ковырявшегося в объемистом носу, и тот чуть палец не вывихнул от неожиданности.

– Чего? – Вся нескладная фигура его выразила готовность немедленно исполнить любой приказ.

– Ничего, – успокоил его Стингер, переведя испытующий взор на Монгола, затесавшегося в банду совсем недавно, а потому остававшегося пока лошадкой темной, необъезженной, норовящей взбрыкнуть не по делу.

Приблудный азиат встретил взгляд предводителя внешне бесстрастно, зрачки его из узких щелочек глаз глядели, как сквозь забрало, ни хрена не разобрать, что там в них отсвечивает: спрятанный страх или прикрытый вызов.

– Как думаешь, куда Батон с Гуней подевались? – спросил Стингер, неспешно пережевывая сигаретный фильтр.

– Замели их, тут и к гадалке не ходи. Два часа прошло, усекаешь? Им что, такие бабки лишними показались? – Монгол сплюнул себе под ноги тягучую слюну и добавил: – Сваливать отсюда надо. Заложат они нас мусорам.

Ни заметного акцента в его речи не прозвучало, ни подчеркнутого уважения к собеседнику. Один только гонор.

– Тьфу! – Окурок вылетел из губ Стингера и умчался в темноту, прочертив светящуюся красную дугу, как трассирующая пуля на излете. – Меня не заложат. – Он процедил каждый слог сквозь зубы, которые так и не соизволили разжаться на протяжении всей фразы.

– Если убоповцы их брали, то эти волчары кого угодно разговорят, – убежденно заявил Монгол. – Мумия египетская и то показания начнет давать. Вован из мавзолея все разбойные статьи на себя возьмет.

– А ты?

– Что я?

– Ты насчет показаний – как? Доводилось чистосердечно каяться?

Не понравился Монголу вопрос, поежился он под неотрывным стингерским взглядом, заерзал на безколесной тележке, которую приспособил для сидения. Но говорить что-то было надо, и ответ его прозвучал так:

– Пока бог миловал.

– Бог, значит, – подытожил Стингер с лицом таким непроницаемым, как будто голову у манекена позаимствовал специально для этого разговора. – Бог, он по доброте душевной помиловать может, базара нет. Только не на него ты оглядываться должен, батыр. А кстати, батыр: на хрен ты мне вообще-то сдался, а? Мы денежки и без тебя поделим. С Корявым на пару. Верно, Корявый, кент мой разлюбезный?

– Запросто! – согласился тот. Прозвучало заявление вполне бодро, но если бы Корявого спросили, что он почувствовал при этом, он бы наверняка вспомнил про тот самый серп, которым на Руси почему-то принято косить яйца.

Момент нажатия на спусковой крючок он прозевал, услышал только хлопок, с которым взорвался череп Монгола, и увидел, как расчесанные на прямой пробор черные волосы того крылато взметнулись вверх, подброшенные невидимой силой. А еще одновременно Корявый заметил, как из затылка убитого стремительно вылетела добрая пригоршня кроваво-сочной требухи, которая шмякнулась поодаль с таким звуком, словно мокрой тряпкой по полу шваркнули.

Тумп! Безжизненное тело опрокинулось на цементный пол, хорошенько приложившись к нему расквашенным темечком. Шорх! Еще живая рука поползла по полу вслед за вылетевшими мозгами, но уже никуда не дотянулась и удрученно застыла навсегда.

Покончив с Монголом, Стингер посмотрел на своего последнего подручного, посмотрел без всяких выкрутасов со зрачками, тускло и невыразительно. Скучно ему вдруг стало. А еще муторно. Даже предвкушение богатства не веселило душу, потому что ее, грешную, давно уже вынули да заменили чем-то более твердокаменным.

– Уберешь… это, – сказал он Корявому, указав неопределенным жестом на все то, что получилось из строптивого Монгола после казни.

– Сделаю! – Если бы Корявый кивнул еще чуточку энергичнее, ходить бы ему со скособоченной шеей всю оставшуюся жизнь.

Сколько этой самой жизни было ему впереди отмерено? Корявый точно не знал, хотя надеялся, что еще предостаточно. У Стингера имелись по этому поводу свои собственные соображения, но высказывать их вслух он пока что не спешил, а продолжал давать распоряжения:

– Бери лесенку, Петушка пойдем вызволять из неволи.

– Девка остается? – догадался Корявый.

– И ты вместе с ней.

– А..? – напрашивающийся вопрос Корявый замял, едва не прикусив при этом язык клацнувшими зубами.

– Ты насчет бабок? – Стингер понимающе улыбнулся. – Не боись, братишка. Никуда я не денусь, пока с этой сукой не разберусь. Так что будешь караулить ее и ждать, пока бабки тебе сами в руки упадут. Как в сказке русской народной, бляха-муха!

– Ну да, – согласился Корявый, неумело пряча свой тоскливый взгляд пса, которого хозяин задумал то ли выгнать на улицу, то ли вообще в живодерню отдать.

– Говорю тебе: не ссы, – снова подбодрил его Стингер и шагнул из комнатушки под открытое небо, наливающееся богатейшей гаммой свинцовых оттенков. – Суку долговязую можешь пока выжарить со всех сторон, чтобы скучно не было, – подбросил он кость своему верному псу. – Но за нее головой отвечаешь, яйцами и очком, так что смотри…

Не дожидаясь изъявлений благодарности, Стингер стремительно зашагал вперед, сопровождаемый преданным посапыванием Корявого.

Территория заброшенного овощехранилища напоминала оборонительный комплекс, который в ходе продолжительных боев несколько раз переходил из рук в руки. Разобранная узкоколейка, останки кирпичных стен, мощные бетонные плиты, натыканные вокруг так и сяк, сорванные двери, зияющие проемы. Здешних бомжей ликвидировать как класс так и не удалось – первопроходцев постреляли между делом, но на место каждого убитого явились двое вечно живых паразитов, неистребимых, как идеи социального равенства. Обосновавшись среди развалин, они давным-давно побили рекорд защитников Брестской крепости, и Стингер был вынужден отменить карательные экспедиции, заключив с аборигенами перемирие. В обмен на огненную воду они не только держали языки за зубами, но и предупреждали банду о появлении враждебного милицейского племени, так что подпаивать и подкармливать бомжей было куда выгоднее, чем держать целую свору сторожевых псов.

Они всегда бродили где-то рядом, хотя легче было их унюхать, чем увидеть. Стингер привычно поморщил нос, сплюнул и подумал, что, если бы в его арсенале имелась парочка огнеметов, он бы устроил вшивым бомжам на прощание такой фейерверк, что небу стало бы жарко. С прошлым надо расставаться красиво.

На Петра, извлеченного из бункера, издавна заменявшего банде долговую яму, он посмотрел с сытой ленцой волка, готовящегося приняться за неизвестно какого по счету упитанного бычка. Коротко проинструктировал парня на тему, что можно, чего нельзя, усадил его за руль иномарки, которая на здешних колдобинах не раз поминала свою японскую мать-перемать, и откинулся на заднем сиденье с видом капризного босса, не слишком доверяющего своему новому личному водителю. Поправлять его в случае чего должен был приготовленный «люгер», так что путешествие прошло без приключений.