Кретч. Гимн Беглецов - Павел Шабарин

Его пуля угодила не в ногу, а в грудь. Сработал старый рефлекс – стрелять на убой. Если эта скотина умрет, это будет совсем нехорошо для дела.

В следующие секунды в сад повалили его люди – три дюжины «отборных» серых плащей. Клюге на какое-то мгновение подумал, что, наверное, стоило посвятить их в детали операции, быть может, тогда они не совершили бы такой глупой ошибки.

– Поднимите его, – скомандовал он, и двое его сопровождающих поспешили выполнить приказ.

Девушка стояла в оцепенении рядом с ними. Клюге не торопился отдавать приказ о ее задержании. Пусть думает, что находится в безопасности. Сейчас полковника больше интересовал таинственный человек в плаще. Капюшон спал с его головы, и Клюге с удивлением обнаружил, что под ним скрывался грубый холщовый мешок одного из его заключенных. Парень был жив, но, кажется, без сознания. Двое плащей с трудом удерживали его массивную тушу.

– Это Сэм Хайн, сэр, тот самый беглый! – радостно заявил один из солдат, но тут же заткнулся, когда холодный взгляд Клюге упал на него.

Какие же они болтливые, эти недоумки. Возможно, Салли был прав, стоит быть жестче при отборе.

Впрочем, разочарование в подчиненных было не столь сильным по сравнению с жестокой радостью, которую испытывал полковник. Он одновременно победил в затеянной черными лампами игре и исправил ошибку, которая могла стоить ему положения. А еще он уже точно знал, кто был агентом черных ламп. Из того окна сверток мог выбросить только один человек.

Клюге приблизился к девушке, заглянул ей в глаза. Она хотела сказать что-то, но не смогла. В ее прекрасных глазах кипела хорошо скрываемая ярость. Полковник положил ей руку на талию и вынул нож из ее корсета.

– Вы позволите? – Клюге изобразил некое подобие улыбки.

Его люди уже сомкнули кольцо вокруг них. Бежать было некуда. Ей оставалось лишь подчиняться его воле.

«Скоро ты привыкнешь к этой роли», – мысленно порадовался он.

Клюге протянул руку, и ему вложили в нее сверток. Ножом он легко вскрыл обертку…

– Полковник? – обратился к нему один из плащей.

– Не сейчас, – отмахнулся он, разворачивая сверток.

То, что было внутри, моментально заворожило его. Это была диковинная шкатулка, поверхность которой была одним-единым механизмом, состоящим из тысяч серых пластинок, иголочек и частиц. Все это казалось столь хрупким, но при этом как-то пережило падение. Меж иголочек и пластинок время от времени проскакивали голубые искры, а вся поверхность шкатулки будто излучала свечение. Зрелище… завораживало…

– Полковник! – крикнул кто-то, и Клюге не без труда оторвался от созерцания шкатулки.

Вокруг что-то происходило, но он не сразу понял, что именно.

Свет в саду стал иным. Вокруг стоял какой-то еле уловимый писк. Клюге посмотрел на девушку, она в ужасе пятилась куда-то в сторону. Тогда Клюге посмотрел на Сэма Хайна.

Глаза беглеца горели. Они горели настоящим, но почему-то зеленым огнем. Не было ни зрачков, ни век – лишь два ярких огня. За его спиной тоже была зелень – листья на деревьях распускались неестественно быстро. С земли острыми лезвиями поднималась трава, перемежаемая черными бутонами невиданных цветов.

Из легких Клюге чуть было не вырвался крик, полный ужаса, когда он понял, что двое плащей больше не держат парня: это он держит их обоих. За шеи, поднимая над землей. Его чудовищные, покрытые черной корой, оперенные листьями когтистые лапы впивались в их плоть, постепенно лишая жизни.

Вокруг царил хаос – серые плащи кричали, пытаясь спастись от взбушевавшегося сада. Но деревья пришли в движение – они ветвями хлестали людей по лицам, корнями запутывались в ногах, а когда жертва падала на землю – их душила и резала трава.

Сэм выпустил из хватки два безжизненных тела и сделал шаг в сторону Клюге. Тот попытался шагнуть назад, но обнаружил, что уже по пояс связан корнями. Он выхватил пистоль, спустил курок и только после этого понял, что не перезарядил его. Полковник метнул оружие в своего врага, но тот не обратил внимания на удар.

– Ты убил моего дядю! – взревело чудовище.

Клюге сам зарычал подобно животному, пытаясь вытащить меч из ножен. Но гарда тоже была оплетена корнями. Как такое вообще было возможно?!

Злость кипела в полковнике, переливаясь через край. Он был вне себя от ярости. Рука впилась в гарду меча, и послышался треск – корни поддавались.

– И я убил бы его еще раз! – вскричал он. – Никто, слышишь, никто не смеет идти против меня! Я убью всех, кто тебе дорог, за то, что ты сейчас сделал!

И тогда полковник рассмеялся, вспомнив, какой приказ он отдал Салли за полчаса до этого.

– Твой дед уже мертв, – с ликованием воскликнул он, – а сейчас сдохнешь и ты!

Полковник Клюге вырвал меч из ножен, замахнулся им для удара… и в этот же миг он увидел, как открывается пасть чудовища, как рвется мешок и его обрывки тут же застывают острыми клыками. В один бросок монстр вцепился ими в лицо Клюге, а когти вошли в грудь полковника. Боль была нестерпимой, всепоглощающей, но он все еще сохранял сознание, когда существо, что когда-то было Сэмом Хайном, разорвало его на части.

Эрик

Эрик все ждал, когда пастор Торч решится заговорить с ним, но этого не происходило. Видимо, клирик не желал в очередной раз позориться. В любом случае в его взгляде крестьянин читал нескрываемую угрозу. Они были врагами, в этом сомнений не было. Но что-то сдерживало войну, готовую вот-вот разгореться между ними. Скорее всего, думалось Эрику, это был тот факт, что всех их, детективов, наемников и культистов, сюда пригласил сам архонт с общей целью – обеспечить безопасность жителей Кретча. По крайней мере, так сказал сам архонт.

Его появления ждали все присутствующие в банкетном зале, и когда наконец правитель города и глас Высших появился перед публикой – та разразилась аплодисментами. Но ничего особенного не произошло. Он вежливо поприветствовал всех присутствующих и тихо сел на свое место, окруженный советниками.

Архонт выглядел молодо, даже несмотря на рано тронувшую его виски седину. Казалось, он только-только успел разменять свой четвертый десяток. Скованный тяжелым официальным нарядом из идеально выделанной шерсти, шелка и соболиного меха, он двигался мягко и плавно. Голос его – спокойный и властный – соответствовал образу. Но кое-что выбивалось из общей картины – левой рукой архонт забавлялся небольшим брелоком, ловко перекидывая его между пальцами. Такие вещицы, как помнил Эрик, использовались северянами для успокоения. И действительно, в глазах Эдварда Нолана Гамельского читалось беспокойство. Конечно, он умело скрывал его от остальных. Но Эрик умел замечать подобные вещи.

Прием продолжался непомерно долго. Сначала звучали тосты за здравие правителя и за благосостояние города, затем… каждый поднимал бокал за что-то свое. Знать норовила вставить слово о своих деловых интересах, кто-то откровенно сватал кому-то свою дочь… Эрик не слушал никого, но слышал все, что ему было нужно. Он присматривался к собравшимся за столом. Красные наемники, например, в отличие от Эрика с Томасом и пастора, активно налегали на вино. К удивлению, вино они предпочитали белое.