Похищенная, или Красавица для Чудовища - Валерия Чернованова

Где за длинным столом восседало все семейство Донеганов. Не хватало только мистера Сагерта, и Мишель отчаянно надеялась, что до его возвращения сумеет держать на расстоянии опьяненного чарами Галена. И «трезвого», но не менее опасного Кейрана тоже от себя отвадит.

Лица собравшихся озарялись пламенем свечей, белевших в старинных канделябрах. По углам столовой притаилась тьма, отчего Мишель не сразу заметила замершую у стены юную темнокожую рабыню, еще совсем девочку. В ее обязанности входило следить, чтобы хозяева ни в чем не нуждались, и в случае чего, сразу бежать на кухню.

Гален что-то втолковывал управляющему, раболепно склонившемуся над хозяйским креслом. Этим Мишель и воспользовалась.

Проходя мимо его младшего брата, незаметно тому шепнула:

– Я согласна.

Получив в ответ самодовольное:

– Кто б сомневался.

И острый, как кинжал, взгляд от Аэлин, который та метнула в ненавистную гостью, стоило Мишель поравняться с Кейраном.

В глазах мисс Кунис читалась неприкрытая ревность.

– Дорогая Мишель! – Заметив девушку – средоточие его темных желаний, Гален поднялся, чтобы галантно помочь ей сесть за стол.

– Вы так любезны, – отозвалась Мишель, не сумев скрыть издевки. Она опустилась на мягкое сиденье и принялась сосредоточенно расправлять на коленях ажурную салфетку.

Донеган отпустил управляющего, что-то шепнув тому напоследок.

– Надеюсь, мой подарок пришелся вам по вкусу.

– Как видите, я его надела. И даже волосы распущенными оставила. Во избежание повторения недавнего представления.

Гален натянуто улыбнулся, наконец уловив насмешку, сквозившую в словах пленницы.

– Как насчет креветок по-фриольски и запеченных под сыром устриц? – тем не менее продолжил с ней любезничать, будто Мишель и в самом деле была в Блэкстоуне гостьей.

– Предпочитаю индюшачью печенку с грибами, – кивнула Беланже на большое серебряное блюдо, над которым едва различимо вился пар.

– Как скажете, моя радость. – Донеган подал рабыне знак, и та споро наполнила тарелку пленницы.

– Мишель, расскажите нам о себе. Вы очень изменились за последние годы, – прервал расшаркивания брата Кейран.

За что был удостоен мрачного взгляда от Галена и явно чем-то недовольного от Аэлин.

– А вот вы, хочу заметить, остались прежним, – хмыкнула «гостья», вкладывая в свое наблюдение всем понятный смысл. – Все такой же…

Кейран в долгу не остался. Вернул колкость, замаскировав ту сомнительным комплиментом:

– Вы расцвели. Как роза, щедро удобренная навозом. Или для цветов используют другую подкормку? В этом у нас лучше разбирается Катрина… – Дождавшись ожидаемой реакции – щеки у пленницы запылали, удовлетворенно продолжил: – Из нескладной девчонки, скакавшей по деревьям как мартышка, превратились в утонченную леди. Настоящую красавицу! Помню, подолы ваших платьев были все время запачканы грязью, отчего вы напоминали мне молочного поросенка. У вас были такие же очаровательные розовые щечки. Теперь я нахожу вас немного бледноватой. Но когда злитесь, вот как сейчас, румянец скрадывает этот недостаток.

– Похвальная память, Кейран, – процедил Гален, раздраженно опускаясь в кресло.

– А знаете, что помню я? – Мишель демонстративно насадила на вилку кусочек печени, представляя на ее месте младшего Донегана. – Ваши глупые шуточки. Вы и в прежние времена не отличались тактом.

– Неужели когда-то я мог ранить ваше сердечко? – снисходительно улыбаясь, спросил Кейран.

Получив в ответ тихое:

– Надеюсь, когда-нибудь я смогу отплатить вам тем же.

В столовой повисло молчание, нарушаемое лишь старыми ходиками, угрюмо тикающими на каминной полке, да шуршанием муаровой юбки: Катрина продолжала нервно ерзать на стуле.

– А вы знали, Мишель, – вдруг сказала она, прямая как стрела, чопорная, одетая во все темное, – что Кейран и Аэлин помолвлены?

Мишель чуть не подавилась очередным куском печени, которые запихивала в себя, почти не жуя. Она закашлялась, сдернув с коленей салфетку, и спешно прикрыла ей рот. Взяла услужливо поданный девочкой-рабыней бокал воды и сделала несколько жадных глотков. Пленница и сама не понимала, что в словах Катрины так ее удивило или скорее даже шокировало. Но в тот момент она почувствовала, как неведомая сила хватает ее за шкирку и швыряет в костер злости.

От вида противно ухмыльнувшейся мисс Кунис у Мишель нестерпимо чесались руки запустить в нее тарелкой. Или надеть на черноглазую стерву серебряную крышку от супницы и хорошенько треснуть по ней поварешкой.

Кейран же в мечтах Мишель был удостоен само́й супницы, которую она мысленно опрокинула ему на голову.

Стало чуть легче.

«Каков наглец! – в негодовании думала Беланже. – Собрался целоваться со мной прямо под носом у невесты! Впрочем, – постаралась взять себя в руки, обнаружив в сложившейся ситуации и положительную сторону, – назло Аэлин я его, так уж и быть, разок поцелую. А потом пусть эти двое, – покосилась сначала на одного брата, потом на другого, – вытрясают друг из друга душу!»

– Это давняя договоренность. Между нашими отцами, – хмуро заметил младший Донеган.

– Они должны были обвенчаться зимой. Но раз Кейран вернулся раньше, свадьбу, скорее всего, сыграют летом, – не преминул заметить довольно ухмыльнувшийся Гален.

– Значит, мне остается только вас поздравить, – лучезарно улыбнулась Мишель. – И пожелать невесте счастья. – На этом следовало остановиться. Однако, не сумев сдержаться, она выпалила, со злорадным удовлетворением отмечая, как некрасиво вытягивается лицо у Аэлин. – Хоть обрести его с таким-то женихом будет непросто. Поэтому, думаю, правильнее будет сказать: примите мои соболезнования.

На протяжении всего ужина Мишель сидела как на иголках, неспособная избавиться от ощущения, будто внутри нее протянули струну, которая вот-вот должна была лопнуть. Одна Катрина делала вид, что в упор ее не замечает. Остальные, не стесняясь, прожигали пленницу бесцеремонными взглядами.

Мишель уже и не знала, кого следовало опасаться больше. Полного откровенного вожделения Галена, Аэлин с ее беспочвенной ревностью или непонятного, но оттого не менее пугающего Кейрана.

«Вот уж чокнутая семейка!» – в сердцах подумала она.

На десерт были поданы торт, обильно украшенный взбитыми сливками, и сладкое вино, от которого Мишель благоразумно отказалась. Лишь поковыряла вилкой кусок бисквита, после чего, поднявшись, извинилась и сказала, что ей нужно ненадолго отойти освежиться.

Покинув столовую, пленница поспешила в розарий, мстительно предвкушая, как подпортит отношения братьев.

В отместку за то, что испортили ей жизнь.