Оберег от испанской страсти - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Страшные закуски! — взвыл метрдотель. — Всех охватывает ужас!
— Глаз! — как ребенок обрадовалась эксперт Раечка и вынула из сумочки пластиковый пакет для улик. — Сейчас сохраню его.
— Эй, ты не на месте преступления, — толкнул ее Мосин, — мы в ресторане!
— С каких пор в харчевнях подают салаты с частями тела? — спросила Раиса. — Может, на кухне кого-то убили?
— Рая, ты что, не поняла? Спала, когда Ивана Никифоровича облили? Это прикол, — объяснила я, — розыгрыш. Всем должно стать страшно. Гости заорут, под стол полезут в истерике, и тут распорядитель объявит: «Господа! Глаз из желатина!» Так?
Леонид мрачно кивнул.
— Страшно? — удивилась Рая. — Почему?
— Потому что в салате лежит глаз, — рассмеялся Димон.
— И что? — заморгала эксперт. — По какой причине я должна лишиться сознания при виде органа зрения? Это хороший объект для определения количества электролитов в теле и…
— Раиса, отнюдь не все бабы служат там, где ты, — остановил ее Мосин, — девяносто девять из ста теток при виде этого ингредиента в салате выпрыгнули бы в истерике в окно.
— Ресторан находится на первом этаже, но на окнах тем не менее решетки, — быстро уточнил один из официантов.
— Весьма разумно, — похвалил Иван.
— А-а-а-а, — протянула Раечка, — ясненько! Шутка такая.
— Ну вот, дошло, как до жирафа, — обрадовался Мосин, — теперь давайте…
— И почему это смешно? — снова спросила Рая. — Не понимаю!
— Юморной будет горячая закуска, — пояснил метр. — А салаты ужасные, их бояться надо!
Раиса убрала пустой пакет для улик в сумку.
— В корне неверная позиция. Чего при виде трупа трястись? Он тихий, лежит, молчит. Бояться надо живых, вот от них жди неприятностей.
— Не повезло трактиру сегодня, — шепнула я мужу, — Раю глазом не испугать.
— Да уж, — согласился супруг, — нас тут надолго запомнят.
Метрдотель хлопнул в ладоши. Мигом примчалась толпа официантов, убрала салаты для розыгрыша и водрузила на их место новые миски.
— Леонид Сергеевич, вас к телефону, — сказала одна из женщин.
— Я занят, — буркнул метр, — угощайтесь, господа, эти салаты для еды.
Вечер потек своим чередом, народ жевал, поднимал бокалы, говорил Ивану Никифоровичу хорошие слова. Я бросала взгляды на супруга и испытывала разочарование. Рубашка не меняла цвет, позеленели лишь манжеты, а мне очень хотелось посмотреть, как работает подарок. Но потом я вспомнила, что продавщица сказала: «Сорочка трансформируется, когда температура тела, например, от стресса, скачет», и обрадовалась. Значит, Иван не чувствует ни малейшего дискомфорта.
— О! Поросенок, — обрадовался муж, когда внесли большое блюдо, — не маленький, однако. Интересно, что это за прикол? Горячее-то до жульена не подают.
— Выглядит как жареный, — заметила я.
Леонид Сергеевич подал Ивану столовый прибор.
— Вам предоставляется почетное право взять первый кусок.
— Ложкой? — удивилась я. — Нужна вилка.
Муж улыбнулся, встал и осторожно тронул ложкой жаркое. Поросенок вскочил и, лавируя между бокалами, тарелками, мисками с салатами, побежал по столу.
Раздался хохот. «Жаркое» внезапно село и стало яростно чесать задней лапой шею, потом пару раз энергично встряхнулось. Голова «пятачка» упала на скатерть.
— Собачка! — обрадовалась Рина. — На нее костюм жареной свинки надели. О! Как мило!
Псина спрыгнула на пол и прогалопировала в служебное помещение. Я выдохнула и оглядела присутствующих. Муж смеялся в голос, Рина хлопала в ладоши, гости веселились от души.
Официанты налили вина в бокалы, подали жульен, потом горячее. Мужчины сняли пиджаки, ослабили узлы галстуков, женщины раскраснелись. Еда была вкусной, приколы закончились, рубашка мужа не меняла цвет.
Поздно вечером в зал выкатили гигантский торт размером с малолитражку, на которой ездит Ирина Леонидовна. Я быстро встала и подошла к метрдотелю.
— Надеюсь, фейерверка не будет?
— Мы всегда выполняем просьбы клиентов, — заверил Леонид, — ничего не делаем без обсуждения с ними.
— Но про глаза, червяков в салате и поросенка, который смылся с блюда, предупредить забыли, — напомнила я.
Метр удивился:
— Нет. Я объяснил заказчице, что наша фишка — банкеты с розыгрышами. Ей понравилось! Правда, с вами не беседовал, все решала ваша мама.
Из моей груди вырвался стон. Кто бы сомневался, что Рина придет в восторг при упоминании о резвой жареной свинке, «страшных» закусках и сохранит все в тайне даже от меня.
Послышалась барабанная дробь.
— А сейчас попросим нашего дорогого именинника первым взять кусок торта, — завопил Леонид.
— Почему свечей нет? — спросила Рая.
Метрдотель сделал вид, будто не слышал вопроса, и продолжал:
— Иван Никифорович! Вот вам лопатка. Торт уже порезан, только взять надо.
Муж подошел к кремово-цукатно-бисквитному кондитерскому безумию и храбро воткнул в него прибор. Послышалась музыка, торт раскрылся. Из него выскочили три абсолютно голые девицы, волосы у них были высоко подняты, уложены пучками, поверх пучков торчали кокошники. Больше на милашках не было ни тряпочки.
— Ой да я мужа своего убилаааа, — завопил откуда-то с потолка визгливый голос, — растерзала на кускииии. Изменил мне любииимый, сдохну теперь от тоскиии!
— Эх! — взвизгнула раздетая троица и начала отплясывать нечто, напоминающее канкан, кукарачу и вальс одновременно.
Все, разинув рот, уставились на красавиц с большими бюстами и объемными филейными частями. Лицо одной из стриптизерш показалось мне знакомым.
Лапуля быстро закрыла ладонью глаза своего мужа.
— Не смотри туда!
— На них комбинезоны, имитирующие обнаженку, — громко сказал Димон, — на самом деле все одеты, громадные грудь и попа пришиты, небось их из поролона сделали.
— Правда? — обрадовалась Лапуля. — И когда ты это разглядеть успел?
— Так сразу, пока ты мне глаза не закрыла, — пояснил Коробков.
Одна из девушек повернулась ко мне спиной и начала энергично трясти тем местом, на котором следует сидеть. Она явно пыталась исполнить тверк, получалось не слишком, но мое внимание привлек не плохой танец. На шее у стриптизерши сзади, у самой линии роста волос, была необычная татуировка — венок из полевых цветов: незабудки, ромашки. Танцовщица наклонилась еще ниже, шлепнулась и тут же вскочила, громко сказав:
— И почему со мной вечно хренобредятина происходит!