По миру с барабаном - Феликс Шведовский

Было уже совсем темно, когда мы закончили молитву перед деревом. Одновременно с ударами наших барабанов из репродуктора звучала молитва монахов Тхеравады: «Буддам Саранам гасчами, Дхаммам Саранам гасчами, Сангхам Саранам гасчами»[63]. Иногда бывали перебои с электричеством – гасли фонари, умолкал репродуктор. Но продолжали мерцать свечи и раздаваться удары наших барабанов.

После церемонии Сэнсэй попросил нас не мешать друг другу ощутить историю этого места, его атмосферу. Если у кого-то не получается, лучше всего просто молчать, не перебивая посторонними, мелкими разговорами то возникающее, быть может, в ком-то из нас тонкое чувство, которое очень трудно обрести и легче всего потерять.

Наутро мы снова пришли в парк вокруг дерева Бодхи. Когда входишь в этот парк, полагается снимать обувь, для которой организован специальный подвальчик. Однако когда мы уходили, с нас потребовали деньги за номерок, будто бы потерянный нами. Но мы не брали никакого номерка и, проявив определенную настойчивость, получили обувь безо всяких денег.

Для индусов, видимо, прикосновения ног к земле, сами по себе шаги – священны. Конечно же, дело тут не только в индусах. Это особое отношение говорит о том, что в Индии сохранилось древнее знание об основополагающей роли странствия в духовном росте человека. Что уж говорить о том, насколько священными были для царя Ашоки шаги Будды Шакьямуни вокруг дерева Бодхи. Весь парк усеян маленькими ступками: так Ашока оказал почтение каждому шагу Просветленного. К сожалению, не сохранилось ступок, построенных царем Ашокой вдоль того пути, который аскет Сиддхартха прошел от пещеры на берегу реки Ниранджаны до дерева Бодхи. В той пещере он совершал последнюю из своих жесточайших аскез, считая, что для духовного прозрения необходимо истощать плоть. Сиддхартха постепенно сократил свой рацион питания до одного зернышка риса в день, но в результате самоистязаний не пришел к ясности ума – наоборот, телесные страдания мешали сосредоточиться. Едва не лишившись жизни, Сиддхартха решил больше не изнурять плоть, выкупался в реке Ниранджана и принял пищу из рук деревенской девушки Суджаты. По одной из версий, это был жидкий молочный рис, по другой – вода, в которой Суджата промыла рис: после столь долгого голодания организм Сиддхартхи вряд ли принял бы что-то еще. Но скульптура на том месте, где произошла их встреча, изображает Суджату именно с миской, на которой возвышается горка риса – для наглядности.

Побывав у дерева Бодхи, мы отправились к той пещере. Я был очень горд, что лично мне выпало договориться с одним индусом о джипе. Однако, вопреки обещаниям, машина оказалась отнюдь не «комфортабельная», зато заплатить пришлось много. Через несколько минут езды по проселочной дороге мы все, особенно те, кто сидел на задних местах и рисковал разбить себе голову о потолочные металлические ребра, покрылись песком и пылью… В сезон, длящийся четыре месяца до декабря, уровень воды в Ниранджане понижается, но все-таки река не пересыхает, поэтому нам пришлось сделать большой крюк, чтобы перебраться на другой берег. Когда вылезли из джипа, Сергей сказал, что эта поездка была нашей аскетической практикой. Интересно, предусмотрел ли Будда такой вид аскезы, когда говорил, что больше никто и никогда не пройдет через то, что прошел он, будучи аскетом?

Сэнсэй остался у машины, опасаясь, как бы она не удрала с нашими вещами, пока мы будем подниматься по горе к пещере Сиддхартхи. Вокруг джипа, стоявшего в тенистой рощице, вскоре собралась толпа ребятишек. Предвидя именно такой оборот событий, Тэрасава-сэнсэй не доверил сторожить вещи никому из нас, ибо только он, разговаривающий на хинди и проживший в Индии шесть лет, мог найти общий язык с этими сорванцами.

Под палящим солнцем мы поднялись по каменистой дороге на гору, ударяя в барабаны. Нас встретили монахи небольшого тибетского храма, построенного возле пещеры. Угостили ставшим для нас уже непривычным чаем без молока и печеньем. К сожалению, пообщаться не удалось – тибетцы не знали английского. Но мы выразили друг другу глубокое почтение, и киевский Слава, обучавшийся какое-то время в той же ламаистской традиции, смог сказать им несколько слов, которые помнил по-тибетски.

Внутри небольшой пещеры оказалось еще жарче, чем снаружи. Мы истекали потом. Возможно, дело было в свечах, горевших перед статуей аскета, а может быть, в том, что пещера не продувалась и потому аккумулировала ту жару, которая из-за ветра была не так ощутима снаружи. Статуя повреждена вандалами, но в целом сохранила дух Сиддхартхи, ради Пути превратившего свое тело в обтянутый кожей скелет. Мы провели в пещере маленькую церемонию, ударяя в барабаны.

Символично, что именно это место мы посетили одни, без Учителя. В аскезе всегда есть момент одиночества. Плохо, когда это одиночество исходит из эгоистичного стремления достичь всего собственными силами. Но хорошо, если это одиночество покаяния. Отойдя от Учителя, забыв, чему он учил, становишься одинок. И, осознав свою ошибку, в одиночку исправляешь ее, но не для того, чтобы продолжать оставаться без Учителя, а чтобы вернуться к нему!

И мы стали спускаться вниз, к Сэнсэю. Той же дорогой, какой Будда спускался к дереву Бодхи, поняв истину о Срединном Пути, о том, что чрезмерная строгость к себе так же вредна, как и излишество в наслаждениях. До того, как войти в эту пещеру, Сиддхартха обошел многих учителей, но никто не удовлетворял его. Срединный Путь стал истинным Учителем будущего Будды.

19 октября 1996 г. В автобусе сидевший рядом со мной индус решил устроить мне маленький экзамен, который я не выдержал – не знал, кто был первым директором буддийского университета. Оказалось, что Нагарджуна. Это меня очень удивило. Ведь университет был построен не ранее X—XI веков, а Нагарджуна жил во II—IV веках. Потом я узнал, что Нагарджуна – это одновременно и легендарная личность, и собирательное имя для людей нескольких поколений (что вполне совместимо через реинкарнации).

Нагарджуна достал со дна моря (из дворца царя драконов – «нагов», отсюда и первая часть его имени) сутры Махаяны, открывшие Путь Бодхисаттвы, широкий путь деяний бесконечных видов, деяний, исполненных сострадания, но вовсе не узкой академической учености. А вот университет в Наланде изначально основывался на ложной идее, что монахи должны жить в огромном благоустроенном помещении и соревноваться в логике и красноречии. Университет был на полном содержании у государства. Монахи слишком отдалились от обыкновенных людей, за что и были наказаны – сюда в XIII веке пришли мусульмане. Чтобы спасти университет от разрушения, монахи полностью засыпали его песком. Поэтому археологи при раскопках обнаружили хорошо сохранившиеся кирпичные здания, барельефы и даже статую Будды.

Многие ступы и чайтьи, построенные Ашокой, были из глины и потому быстро рассыпались после раскопок. Позже их стали укреплять кирпичом.

В Наланде я впервые столкнулся с таким неприятным явлением, как попрошайничество, которое сопровождало нас всю поездку.

22 октября 1996 г. Наконец-то мы в Вайшали, в том же штате Бихар. Послезавтра состоится официальная церемония открытия Ступы Мира, для участия в которой мы и получили приглашение в эту необыкновенную страну. Сюда прибудет президент Индии. Такова традиция. Охранять его будут военные из службы безопасности. Прийти на праздник можно только по приглашению.