Завоеватели. Как португальцы построили первую мировую империю - Роджер Кроули

Лоуренсу хотел в тот же миг мчаться в Дабул, но по уставу полагалось прежде провести военный совет. Совет отклонил его предложение. Шесть офицеров высказались против, и только четверо поддержали его. Говорили, что идти в устье незнакомой реки, где расположен Дабул, слишком рискованно, и не западня ли это, и что приказ запрещает отклоняться от курса. Стоит предположить, что имел место саботаж, ибо некоторые из офицеров скептически относились к двадцатипятилетнему командиру, сыну Алмейды.

Как Лоуренсу ни был шокирован их вердиктом, однако сообразил взять у каждого письменное подтверждение его позиции. Люди, от первого рыцаря до последнего матроса, предвкушавшие сражение и богатую добычу, негодовали, чувствуя себя обманутыми.

А в Дабуле тем временем произошло неизбежное: суда тех, кто просил о помощи, были разграблены, а команды перебиты. Каликутские корабли, проходя мимо форта в Каннаноре, в насмешку салютовали португальцам, впервые уклонившимся от боя. Союзники на Малабарском побережье восприняли их отказ защитить дружеские корабли как предательство. Узнав о случившемся, Алмейда пришел в ярость. Всех офицеров, включая своего сына, он отдал под трибунал. Те, кто голосовал против, были арестованы, разжалованы и отправлены в Португалию, лишь возвращение Лоуренсу оставалось под вопросом.

Инцидент в Дабуле имел далекоидущие последствия. По словам историка Жуана де Барроша, «всем капитанам и командирам было поставлено на вид, что уклоняться от сражения, заботясь о сохранении собственной жизни, есть трусость, которая будет жестоко наказана». Отныне рассуждать в подобных случаях запрещалось. От португальцев требовалась безрассудная храбрость. Кодекс чести идальго был возведен в абсолют, и рукопашному бою отдавалось предпочтение перед обстрелом неприятеля из пушек.

Еще более серьезная неприятность, чем неудача при Дабуле, ждала португальцев зимой 1506 года, когда из Лиссабона не прибыл флот Триштана да Куньи. Впервые с 1498 года, с экспедиции Васко да Гамы, флот не явился, чтобы закупить пряности. Груз скапливался в портах Каннанор и Кочин, а покупателей не было. Торговцы роптали, проклиная монопольный договор с франками, и требовали возвращения надежных мусульманских партнеров. Больше всего недовольных было в Каннаноре, ибо местная мусульманская община особенно сильно пострадала от португальцев. Индийцы боялись лишиться также лошадей, которых им поставляли персы. Недавно конвой Лоуренсу атаковал Куалон, где захватил и уничтожил ценный груз слонов. Вылазки Лоуренсу на Цейлон и Мальдивы также внушали индийцам опасения. По всему было ясно, что амбиции чужаков безграничны.

Местные опасались и за собственные внутренние рынки. Португальцы подрывали социальную иерархию, общественное устройство и мораль. Тот факт, что женщины из низших каст сходились с гарнизонными солдатами, образуя смешанные поселения, большей частью христианские, вызывал возмущение мусульман. Привычка португальцев к поеданию мяса обостряла трения с индуистами. Находились среди них те, кто резал коров, не устояв перед соблазном полакомиться говядиной. Правитель Каннанора не раз писал Мануэлу об этом вредном влиянии, предупреждая, что «сахар дружбы вот-вот превратится в яд».

Когда в апреле 1507 года он умер, заморин употребил все свое влияние, чтобы посадить на трон более сговорчивого раджу. Как раз в этот момент волны выбросили на берег возле города несколько тел, в том числе и тело племянника одного из влиятельных мусульманских торговцев. Подозрение в убийстве немедленно пало на португальцев. Недавно ими было уничтожено торговое судно вместе с командой, поскольку судно якобы следовало по поддельному пропуску, хотя документ имел подпись коменданта ближайшей крепости. Завернутые в парусину трупы португальцы швырнули за борт, надеясь, что они исчезнут навсегда, но течение сорвало с тел парусину и вынесло под самый город, где их увидели родственники.

Это послужило толчком к широкому восстанию. В городе собралась армия из 18 тысяч воинов, заморин прислал двадцать четыре пушки. Мыс, где находилась крепость, оказался отрезанным от суши, но и морское сообщение было затруднено, а при неблагоприятных погодных условиях и невозможно.

Жизнь в Индийском океане целиком зависела от муссонов. Муссоны определяли время навигации, погрузки пряностей в портах и даже ход военных действий. Пропустить нужный момент во время сезона грозило задержкой в несколько месяцев. Враги знали, что с началом штормов португальцы становятся уязвимы, и планировали свои атаки соответственно. И вот в апреле погода начала портиться.

Весть о восстании в Каннаноре достигла Кочина в Великую пятницу. Встревоженный Алмейда тотчас отправился в город и обратился к жителям с просьбой поделиться продовольствием и оружием. В церкви в тот момент шло представление, и португальцы, изображавшие римских центурионов, отдали Алмейде свои кирасы и копья. Лоуренсу спешно погрузился и отбыл в Каннанор. К началу штормов он успел доставить груз в крепость и вернуться, ну а комендант форта Лоуренсу де Брито и сорок его подчиненных остались выдерживать осаду непогоды и неприятеля.

Лишь в конце августа они снова увидели соотечественников. Когда явился долгожданный Триштан да Кунья и прорвал индийскую блокаду, в крепости уже начинался голод. Да Кунья должен был взять пряности, пока Албукерк патрулирует Аравийское море. Они расстались на острове Сокотра, построив там новый форт. При расставании командиры были на ножах. Албукерк чувствовал себя жестоко оскорбленным, получив от да Куньи шесть источенных червем кораблей, гнилые снасти, четыреста человек и скудный запас продовольствия, который предстояло разделить между его людьми и гарнизоном на Сокотре. Кроме того, да Кунья забрал с собой все трубы — необходимый элемент демонстрации престижа и власти в иностранных портах и воодушевления войск во время сражения.

В краткой записке Алмейде Мануэл сообщал, что Албукерк едет, чтобы «не допускать в Красное море мусульман, задерживать их и отбирать у них грузы, а также заключать договоры о сотрудничестве в местах, которые могут быть полезны, как то Зейла, Барбара и Аден, а возможно, и Ормуз». Так или иначе, эти территории надлежало подробно изучить. Албукерк был наделен огромной свободой передвижения и действий в Красном море, в Персидском заливе, на побережье Аравийского полуострова, в Северо-Западной Индии, которую он собирался использовать по своему усмотрению.

Операции Албукерка на современной карте. Показан остров Сокотра у входа в Красное море, побережье Аравийского полуострова к востоку от Адена и остров Ормуз в Персидском заливе

Головорезы Албукерка, несмотря на их малочисленность, недостаток провизии, оружия и на умеренный тон королевской записки, как буря пронеслись по побережью Аравийского полуострова. Маленькие порты (на территории современного Омана), зажатые между пустыней и океаном, были на удивление богаты. Доходы их происходили от торговли финиками, солью, рыбой. Раджи континентальной Индии покупали тут боевых лошадей.