Пуговичная война. Когда мне было двенадцать - Луи Перго

Тут-то во всей полноте и проявились созидательные инстинкты Большого Лебрака. Он задумывал, поручал, распределял работу с поразительной уверенностью и непререкаемой логикой.

– Начиная с сегодняшнего вечера надо собирать все куски досок, которые нам попадутся, дранку, колышки, старые гвозди, куски железа.

Одному солдату он поручил найти молоток, другому – плоскогубцы, третьему – зубило каменщика. Сам он принесет кирку, Курносый – кривой садовый нож, Тентен – рулетку (в футах и дюймах), и каждый – это обязательно – должен будет стащить у отца из ящика со старыми железяками хотя бы пять гвоздей, лучше большого размера, и подготовиться к самым безотлагательным потребностям строительства, прежде всего – возведению крыши.

Вот, собственно, и всё, что они могли сделать в этот вечер. В действительности самым необходимым из материалов были большие жерди и доски. Впрочем, лес изобиловал толстыми прямыми стволами ореха, которые прекрасно могли их заменить. Лебрак уже давно научился ставить заборы, чтобы отгораживать пастбища, да и все в его войске умели плести изгороди. Что же касается камней, то «где наша не пропадала!» – твердил он.

– Главное, не забудьте о гвоздях, – повторил он.

– Мешок оставляем здесь? – спросил Тентен.

– Ну конечно, – отвечал Крикун. – Сейчас сразу же построим в глубине небольшой ларь из камней и положим его туда: там сухо и безопасно. Никому не придет в голову искать его здесь.

Лебрак выбрал большой плоский камень, положил его горизонтально возле скалистой стенки. Из четырех других, более крупных, возвел четыре перегородки, опустил в середину военную казну, накрыл всё еще одним плоским камнем и в беспорядке разбросал вокруг несколько мелких камешков, чтобы сделать геометрическую форму своего тайника не столь очевидной на тот, хотя и маловероятный, случай, если нежданный гость заинтересуется этим каменным сооружением.

Затем довольная ватага медленно направилась в деревню. По дороге они строили тысячи планов. Каждый выражал готовность к домашним кражам, самой тяжелой работе, самым серьезным жертвам.

Они воплотят свое желание; здесь в каждом проявится его личность – в этом действии, рассчитанном не для кого-либо, но только для самих себя. Они построят укрытие, дворец, крепость, храм, пантеон, где будут как дома и куда не сунут носа главные специалисты обломать их планы: родители, школьный учитель и кюре; здесь они смогут совершенно спокойно делать то, что им запрещают в церкви, в школе и в семье, – дурачиться, ходить босиком, или без пиджака, или нагишом; разжигать костер, печь картошку, покуривать, а главное – прятать пуговицы и оружие.

– Сделаем камин, – сказал Тентен.

– Постели из мха и листьев, – добавил Курносый.

– И скамьи, и кресла, – перещеголял всех Гранжибюс.

– Главное, тащите всё, что можете, особенно доски и гвозди, – посоветовал командир, – постарайтесь принести свою добычу к стене или за придорожную изгородь у Соты. Завтра, идя на работу, мы всё заберем.

В тот вечер они долго не могли уснуть. Дворец, крепость, храм, хижина не покидали их возбужденного воображения. Их мысли витали, головы гудели, глаза вглядывались в темноту, руки нервно подрагивали, ноги подергивались, пальцы рук и ног шевелились. Как не терпелось им дождаться, когда вылупится заря нового дня, чтобы приступить к их великому делу!

В то утро их не надо было будить; задолго до утренней похлебки они уже рыскали в конюшне, в амбаре, в кухне, в сарае, чтобы припрятать обрезки досок и железяки, которым предстояло увеличить их общую казну.

Отцовские ящики с гвоздями подверглись яростной атаке. Каждый старался отличиться и показать, на что он способен, так что в тот вечер Лебрак получил не две сотни, на которые рассчитывал, а целых пятьсот восемьдесят три гвоздя! Весь день от деревни к Большой Липе туда-сюда сновали таинственно озабоченные мальчишки. Они тяжело ступали в своих раздувшихся куртках и в негнущихся штанах, пряча под одеждой разнообразные предметы, которые было бы весьма нежелательно демонстрировать прохожим.

А под вечер медленно, очень медленно, вышагивая по дороге над Сотой, на перекресток у Большой Липы пришел Лебрак. Его левая нога совсем не сгибалась, казалось, будто он хромает.

– Ты ударился? – встревожился Тентен.

– Упал, что ли? – подхватил Крикун.

Генерал улыбнулся таинственной улыбкой то ли Кожаного Чулка[30], то ли кого-то еще, – эта улыбка словно говорила людям: «Не ваше дело!»

И всё так же продолжал ковылять, пока друзья совсем не скрылись за живой изгородью дороги над Сотой. Тогда он остановился, расстегнул брюки и вытащил ручную кирку, которую пообещал принести. Это ее засунутая в штанину рукоятка делала походку командира такой напряженной, прихрамывающей и неуклюжей. Достав тесло, Лебрак застегнулся и, чтобы доказать друзьям, что он столь же бодр и подвижен, как любой из них, потрясая киркой, пустился посреди круга в некое подобие «танца со скальпом», который был бы вполне уместен в какой-нибудь главе «Последнего из могикан» или «Зверобоя»[31].

Все были обеспечены орудиями труда; следовало приниматься за работу. Тем не менее на дуб Курносого влезли двое часовых, чтобы предупредить маленькое войско в том случае, если банда Ацтека заявится нанести удар по лагерю лонжевернцев. Затем солдаты разделились на бригады.

– Я буду плотником, – объявил Лебрак.

– А я – бригадиром каменщиков, – сказал Курносый. – Мы с Гранжибюсом будем ложить камни, а остальные будут выбирать и передавать их нам.

Бригада Лебрака прежде всего должна была найти столбы и жерди, необходимые для возведения крыши. Генерал своей киркой разрубит их на куски нужных размеров, а затем, когда стена Курносого будет готова, они соединят их перекрытием.

Другие займутся изготовлением плетеных изгородей – потом они будут расположены поверху первой постройки, в виде обрешетки, чтобы наподобие дранки поддерживать черепицу. На эту обрешетку, сделанную словно на заказ, можно будет набросать обильный слой сухих листьев, а прижимать их, поскольку следовало предвидеть сильные порывы ветра, будет решетка из палок.

Тщательно пересчитанные гвозди из казны присовокупились к пуговицам в мешочке. И все принялись за работу.

Ни кельты, бросавшие вызов громам градом стрел, ни славные труженики века соборов, вырезавшие в камне свои мечты, ни призванные Дантоном волонтеры великой Революции{39}, ни люди сорок восьмого года, посадившие дерево Свободы{40}, – никто никогда не брался за свое дело со столь радостным и необузданным рвением, как сорок пять солдат Лебрака, принявшиеся возводить в заброшенном карьере среди прибрежных лесов Соты общий дом своей мечты и надежды.