Дело Логинова - Дмитрий Яровой

Не отрываясь от пожирания креветок в майонезе, Леша исподлобья глянул на меня:

– Не смеши, дубинушка. У нее своих дел хватает. А о тебе она вообще забыла, будь спокоен.

– Совсем?…

– Ага. Мы с Ильей обсуждали как-то…

– Да перестань ты жрать хоть на минуту! – я пнул друга ногой под столом.

Тот нехотя положил вилку.

– Так вот, мы обсуждали за пивом…

– Странно, раньше вы не уделяли внимания моей личной жизни, – заметил я. – Что за причуды такие?

– Ну, знаешь, Коль, как мне не сложно признавать, мы соскучились по тебе.

– Ты знаешь, мне это приятно…

– Так будешь слушать? – тут же перебил меня Леша: видимо, мой прилив лиричности смутил его. – То, что тебя нет в ИПАМ, пошло на пользу ее душевному равновесию. Илюха говорит, она поначалу переживала, спрашивала, как ты, а теперь ей не особо интересно. Обедать в «Августин», правда, не ходит.

– А я ей карточку отдал пятипроцентную… – попытался отшутиться я. – Знал, Вадиму б лучше оставил.

– Не огорчайся, дурень, тебе это тоже будет на благо, – заверил друг.

– С каких это пор? – возмутился я, хотя догадывался, каков будет ответ.

– Забыл, как ты себя вел в последнее время? Даже я, притом что в ИПАМ бываю только по острой надобности, замечаю, как ты за ней ухлестываешь. Думаешь, не найдутся доброжелатели, которые доложат твоему тестю, что семейное счастье его ненаглядной Танечки под угрозой из-за зятя-кобелины? Так что отвяжись от нее, пока не поздно, иначе придется ответить. Смагин – мужик злопамятный.

Лешины выводы меня огорчили и ввергли в пучину раздумий. А если Настя меня забыла?

– Не думай об этой истории, она того не стоит, – пытался подбодрить друг, возвращаясь к креветкам. – Ты здесь, в Европе, в таком замечательном городе! Кайфуй. И к работе, и к своему безнадежному роману ты всегда успеешь вернуться. Ты же меня все равно не послушаешь.

Как обычно, Леша оказался прав.

В апреле я на три дня вырвался в Украину – хотел отметить двадцать девятый День рождения с близкими людьми.

Собрались в загородном доме Смагина минимально узким кругом: Долинский, Леша, Илья с Инной и Настя. Тесть, как ни странно, не возражал против такого состава – при условии, что и он будет приглашен («ты же знаешь, как я люблю гулять с молодежью»).

Не могу сказать, что почувствовал холод или напряжение в Настиных взглядах или жестах. Хотя, как я понял (но уже спустя немалое время), те слова, что я говорил, кое-что изменили не в лучшую сторону. Но тогда она так же радостно улыбалась, и я был уверен, что все осталось по-прежнему.

Едва Настя выбралась из машины, я заключил ее в объятия:

– Я скучал, солнышко. Очень рад тебя видеть.

– Спасибо, – тихо ответила она.

Не «я тоже», нет. «Спасибо»…

– А про обнимашки мы не договаривались, это за отдельную плату, – отстранилась она, когда я выпустил ее из рук. Но, увидев мой напряженный взгляд, тут же «исправилась». – Шучу, чего ты? Я действительно очень рада тебя видеть. Идем в дом, подарок отдам.

Она хлопнула меня по тыльной стороне ладони и по-хозяйски уверенно пошла к дому, где на пороге Леша со Смагиным курили и кряхтели по-стариковски о политике.

Как всегда, надарили мне массу дорогой ерунды: участочек земли «под бурячки» (сам Смагин расщедрился), крутой кожаный портфель (подогнал Лешка), запонки с выгравированной монограммой «НМЛ» и подарочное издание Макиавелли (Долинский – добрая душа и эстет высшей категории, а ведь мог бы и припомнить мне ту бесполезную пепельницу), безвкусный багровый галстук (Танечка, душа моя) и новенький беленький MacBook (Инна с Ильей постарались).

Настя завела меня на пустующую кухню и извлекла из сумочки обернутую подарочной бумагой деревянную резную трубку с фронтальным барельефом лица, отдаленно напоминающего мое.

– Я смотрю, ты меня все больше стимулируешь к курению, дружок, – сказал я, рассматривая подарок. – Твоих рук дело?

– Да, я надеялась, что выйдет похоже. Похоже ведь? – смутилась она.

– Да… Спасибо. Это ты?…

– Я на все руки мастер, сомневался?

Настя по-детски радостно улыбалась, едва заметно прищурив левый глаз.

– Не-а, ни на миг не сомневался в тебе, Насть, – признался я.

– Тебе нравится? Правда?

– Правда. Я, правда, пока еще не пробовал курить табак…

– Тем лучше. Просто положи на полочку. Тем более – не уверена, что она будет хорошо раскуриваться.

Это был один из тех редких дней, когда я не чувствовал себя птицей-идиотом в золотой клетке, не испытывал страха перед Смагиным и неприязни к Тане – просто хорошо проводил время. Мы устроили прекрасный мангал, Илья поиграл на гитаре (у него теперь своя, и он больше не рвал струны), Леша выпил наконец-то водки, Долинский рассказал несколько замечательных историй – разумеется, не таких увлекательных, как мои, а все больше про финансы да бизнес. А Настя поспорила с моим тестем на полштуки евро, что Тони Блэр был лейбористом, в то время как Смагин причислял его к консерваторам (а ведь докторская ректора была, между прочим, по Великобритании)…

Перед закатом мы сфотографировались во дворе, с шашлыками в лапах. Фото до сих пор служит лучшим напоминанием о той приятной стороне жизни, которая у меня была. Тани, по счастью, на снимке нет – в те дни она увлекалась фотографией, ибо папа купил ей-то безумно дорогую зеркалку. Она щелкала все на свете, от бродячих котиков до фонарных столбов, заодно сделала фото нашей компании.

Смагин и Долинский стояли на втором плане, возвышаясь над нами на правах патриархов. У ректора был полнехонький шампур, а консильери успел доесть почти всю телятину и красовался с кусочком жареного лука и помидорчиком. Мы с ребятами присели на корточки. Инна в правой руке держала шампур, а левой крепко держала мужа. У Ильи шампуров аж три – забрал сразу все с мангала для пущего эффекта, и при этом еще умудрялся глядеть в камеру голодным взором. Зато Леша был единственный, кому шашлыка для фотосессии не досталось. Он смотрел в камеру своей хитрой адвокатской полуухмылкой и придерживал меня за плечо. А я, стараясь скрыться от взора тестя, легонько держал Настю за руку и надеялся, что она тоже думает обо мне.

– Скажите «лопата»! – остроумно попросила Таня, и клацнула кнопкой…

Следующие двадцать четыре месяца летели друг за другом, как искорки от фейерверка.