Чахотка. Другая история немецкого общества - Ульрике Мозер

Заботу о гигиене в буржуазном обществе переложили со священника на домашнего врача. Представители «образованных сословий» всё меньше ориентировались на предписания религии и всё больше полагались на медицинские рекомендации относительно чистоты, гигиены, питания, сексуальной жизни и воспитания детей[507]. Семейного врача связывали особенные отношения с хозяйкой дома, и к нему обращались не только в случае болезни: семейный доктор нес ответственность за образ жизни семьи, за ее гигиену и мораль. Популярная медицинская литература стала частью буржуазной библиотеки.

Естественные болезни, которые могли поразить кого угодно и когда угодно безо всякой вины, трактовались по-разному, но чаще всего телесные страдания воспринимались как наказание, как «телесные последствия моральной распущенности или нравственного преступления»[508]. Недостатка в таких «наказаниях» не было: холера, дифтерия, тиф, скарлатина и туберкулез — целый арсенал инфекционных болезней[509]. Уязвимость и болезнь были зримыми признаками личной безнравственности, больной вынужден был признать справедливость упрека в том, что он сам своей разнузданностью и аморальным поведением разрушил свое здоровье[510]. Такой упрек чаще всего был обращен именно к промышленным рабочим.

Поначалу буржуазное гигиеническое сознание было направлено против аристократии.[511] Для амбициозной, самоуверенной, набирающей силу буржуазии образ жизни высокородного дворянства был противоестественным и безнравственным. Буржуа считали аристократов ленивыми, расточительными и болезненными. Буржуазия противопоставила аристократии, ее интриганству и устаревшему этикету свою предприимчивость, деятельность, образованность и жизнестойкость; дворянскому пристрастию к удовольствиям и роскоши — прочную систему внутренних ценностей, распаду и гибели — здоровье и строгую мораль как доказательство превосходства буржуазного образа жизни[512].

Буржуазия упрекала аристократов в том, что те лишь притворяются, будто соблюдают телесную гигиену, злоупотребляют «маскирующими средствами», парфюмом, помадами, косметикой, имитируя чистоту и здоровье[513]. Буржуазия же вместо подставного блеска и «нарисованного» здоровья готова предъявить подлинное здоровье вместе с истинной чистотой.

В XIX веке борьба буржуазии за чистоту и гигиену стала средством отмежевания от растущего пролетариата, который считался грязным, неприятным, плохо пахнущим, нецивилизованным и нуждался в «облагораживании». «Нечистый рот и грязные руки, — писали в 1804 году, — суть верные признаки, по которым можно узнать чернь»[514]. Или: «Всюду, где человек низведен до состояния стадного животного, забывается простейшая заповедь доброго нрава, а именно заповедь о чистоте»[515]. Нечистоплотность и недобродетельность — всего в одном шаге друг от друга.

Грязные и дурно пахнущие фабричные рабочие, таким образом, стали объектом буржуазной благотворительности: их следовало вымыть, приучить к чистоте и здоровому образу жизни, и тем самым социализировать и сделать верноподданными[516].

С середины XIX века гигиена стала средством решения социальных проблем, соблюдение гигиенических предписаний обещало «сохранение индивидуального и социального здоровья, добродетели, избежание болезней и облагораживание людей в физическом и моральном отношении»[517]. Для буржуазии чистота была одновременно признаком порядка и сознания своего долга, грязь же, напротив, указывала на непорядок и диверсию, бунт против общественных правил. Борьба за всеобщую чистоту была крестовым походом против всего аморального и порочного и за социальную интеграцию пролетариата.

В низших слоях общества до середины XIX века бытовало мнение, что грязь защищает кожу и уберегает от болезней[518]. Чистота и гигиена были неудобны и хлопотны: у пролетариата попросту не было возможности следовать примеру буржуазии. Заработка едва хватало на жизнь, что вынуждало женщин работать, качество еды было ужасным, не было мыла, горячей воды, ванных, сменной одежды. Здоровье рабочего, от которого зависела его способность трудиться и достаток семьи, всегда находилось под угрозой.

Подверженность рабочего класса болезням и низкий уровень жизни объяснялись по-разному[519]. Лишь немногие врачи осознавали, что непомерно долгий рабочий день, возрастающий темп производства и переполненные фабричные цеха, то есть условия труда на индустриальных производствах, высасывают из рабочих все силы, и за скрофулёз (золотуху), рахит и чахотку отвечают отвратительное питание и тяжелейшие антисанитарные условия проживания.

С точки зрения буржуазии, в бедственном положении пролетариата виноваты не столько низкие заработки и нищета, сколько нечистоплотность, наплевательское отношение к гигиене и чистоте, кочевой образ жизни, сексуальная распущенность, «неконтролируемое размножение»[520], азартные игры, неспособность владеть собой и неумеренность, пьянство по кабакам, где мужчины не только приобретают радикальные политические взгляды, но и окончательно разрушают свое здоровье[521]. Рабочий сам виноват в своем несчастии. Нищета и нужда — лишь отговорки, чтобы не соблюдать чистоту и не следовать сознательно своему долгу.