Родимые пятна - Сара Дюнан

— Да? — И только теперь она подняла глаза, явно удивившись. — Я об этом не знала.

— Почему она ушла от вас, мадам Бельмон?

— Думаю, мой муж; говорил вам. Она забеременела.

— И вы не просили ее остаться? — спросила я, на этот раз по-французски.

Перемена языка на какой-то момент привела ее в замешательство. Она нахмурилась, как если бы не поняла вопроса. Я не дала ей времени на размышления.

— Мадам Бельмон, я знаю, что вы с мужем несколько лет пытались обзавестись ребенком.

Она все еще молчала, затем посмотрела мне прямо в глаза. И мне показалось, что она знает, о чем я думаю.

— Да, — ответила она твердо. — Так оно и было.

— Но безуспешно.

— Да.

— Полагаю, это было весьма болезненно для вас обоих. Тем более что единственный ребенок вашего мужа погиб в дорожной катастрофе.

Это было сказано так легко, что мне самой стало неловко. Я даже испытала чувство вины перед несчастной женщиной.

— Да, мой муж сильно хотел ребенка, если вы это хотели узнать.

— А вы?

— Я?..

До этого мы как будто играли в волейбол, внимательно следя за мячом. Но на этот раз она, кажется, вот-вот пропустит подачу.

— Интересно, мисс Вульф, сколько вам лет? Неужели вы никогда не думали о ребенке? Как и все женщины нашего возраста?

Нет, удар все-таки отражен, и неплохо. Теперь пришла моя очередь пропустить подачу. Насилу справившись с собой, я подняла глаза, заметила ее легкую улыбку и только тогда спросила себя, кто тут кого истязает.

Матильда отступила первая, отвела глаза. Но она еще не знала, что открытки Кэролайн Гамильтон, лежавшие в моем кармане, жгли меня, будто уголья.

— Простите, мадам Бельмон, что я затронула столь деликатную тему, но мне необходимо выяснить, почему, узнав о беременности Кэролайн, вы не подумали, что могли бы из этого обстоятельства извлечь для себя выгоду. Ведь она была талантливой молодой балериной, перед ней открывалась блистательная будущность, и ребенок, судя по всему, ею не планировался, а рядом вы — бездетная пара, отчаявшаяся обзавестись потомством. Так неужели вам не приходило в голову предложить ей отдать ребенка вам на усыновление?

К чести мадам Бельмон, она серьезно восприняла этот вопрос. Уже одно то, как долго она обдумывала ответ, говорило о многом. Наконец она тихо проговорила:

— Боюсь, это было бы невозможно. Поймите, мой муж хотел своего ребенка, для него это имело огромное значение. Своего, а не чужого.

— Вы хотите сказать, его и вашего?

— Нет, я полагаю, что для него главное было, чтобы это был его ребенок.

И опять у меня появилось странное ощущение, что, вопреки всей серьезности разговора, между нами происходило нечто вроде игры. Причем игра эта равно забавляла нас обоих. Главное, чтобы это был его ребенок. Хорошо, почему нет? Разве в темноте, как говорится, не все кошки серы, даже те, что днем имеют самую яркую масть? Тем более что медицина предоставляет методы, способные технически осуществить это достаточно тактично.

— Простите меня, мадам Бельмон, но вы абсолютно уверены, что ребенок Кэролайн зачат не от вашего мужа?

Если она и была шокирована, то виду не подала. Нет, она выдержала мой взгляд и медленно покачала головой.

— Да, мисс Вульф, абсолютно уверена. Как это ни грустно…

Грустно? Слово, случайно ли вырвавшееся или намеренно сказанное, повисло между нами. Но открытки, лежавшие у меня в кармане, чуть не насквозь прожигали мне ладонь. Я сделала глубокий вдох и сказала:

— Мадам Бельмон, думается, я должна кое-что сообщить вам. Мне стало известно, что Кэролайн не покидала ваш дом в июне прошлого года, а прожила здесь гораздо дольше. Фактически до середины января этого года.

Я выдержала вполне театральную паузу, но она промолчала.

Тогда я вытащила из кармана открытки и показала ей.

— Я узнала их. Сознаюсь, я нашла их в вашем летнем домике. Они идентичны тем, которые опекунша Кэролайн получала на всем протяжении прошлого года. Вы сами видите, что последняя, так и не отосланная, написана ее собственной рукой и датирована четырнадцатым января.

Мне казалось, что если бы у нас было еще немного времени, она рассказала бы мне все. Но пока она продолжала молчать, напряженно глядя на меня, в комнату строевым шагом вторглась Агнес. Да и наивно было бы надеяться, что конфиденциальность нашего разговора соблюдена вполне. Я даже удивилась бы, узнав, что Агнес не торчала все это время в каком-то таком месте, откуда ей все было слышно. Войдя, она стеной встала между Матильдой и мной. Но я успела быстро спрятать открытки в карман.

— Мадам, простите, что прервала ваш разговор, но вам звонят по важному делу и просят снять трубку в гостиной.

Так и есть. Бельмон вернулся в своем лимузине, вошел в дом и тотчас был извещен о том, что его супруга не способна хранить должным образом семейные тайны. Можно себе представить доклад этой гренадерши, сделанный хозяину чуть не с порога. Если бы я была ее мужем, я бы и на милю к ней не приближалась.

Мадам Бельмон встала, глаза ее теперь казались какими-то стеклянными. И хотя она улыбнулась мне ослепительной улыбкой, это была скорее пародия на все светские улыбки вообще.

— Извините, мисс Вульф, но я вынуждена вас покинуть.

Не успела она выйти, как в дверь вошел он, мистер Бельмон.

Не то чтобы вид его был слишком грозен, но нечто в выражении его лица заставило меня всерьез обеспокоиться. О, Небеса, за что гоните меня, злосчастную? Как и всегда в подобных случаях, я сожалела, что не потратила четырнадцать лет на изучение тибетских боевых искусств. Фрэнк, конечно, научил меня паре-тройке приемов. Но эти приемы, как и опыт, полученный на курсах самозащиты при Рождественском институте для взрослых, вряд ли здесь пригодились бы. Я собралась с духом и взялась за свою сумочку.

— Ну, мне пора. Не будете ли вы любезны проводить меня к выходу? — добросердечно обратилась я к Агнес, чему она так сильно обрадовалась, что чуть было не улыбнулась.

Они оба проводили меня до дверей. Затем он проводил меня до ворот. Следующий этап оказался более сложным. Мне предстояло извлечь из укрытия велосипед, но он был спрятан слишком близко к особняку. А ведь выбираться отсюда как-то надо. Но откуда ему знать, где припаркована моя машина? Вот я и решила пойти в сторону Вилльметри, надеясь, что полуторамильная пешая прогулка и возвращение домой это не совсем то, о чем мечтает старик. И я оказалась права. Но какую-то часть пути он все же следовал за мной, желая, очевидно, убедиться, что я уже не вернусь, и когда я, дойдя до вершины холма, обернулась, он все еще стоял там, посреди дороги — ноги твердо расставлены, руки скрещены на груди. Я небрежно помахала ему рукой и продолжила свой путь. Ну что ж, иной раз и пешком походить не вредно. Почти уже на входе в Вилльметри я остановилась и обернулась. Дорога была пуста. И только тогда, проделав немыслимый крюк, я вернулась, отыскала свой велосипед и сумку, отпила чуть не треть вина из бутылки и поехала домой.