Дом у озера Мистик - Кристин Ханна

Она прижимала к себе Иззи и говорила, говорила… Иногда она смеялась, а иногда смахивала слезу. Она рассказывала о детских проделках, о потерянной и найденной любви, о свадьбах, о малышах, которые родились и росли, о своей дочери. Она говорила о Нике, каким он был сильным и красивым, и как сильно он любил Кэти, и как иногда горе бросает человека в холодную темноту, из которой, кажется, невозможно выбраться.

Она все еще говорила, когда опустилась ночь и комната погрузилась в темноту, когда дыхание Иззи перешло в ровное посапывание, какое бывает в глубоком спокойном сне.

Весна прогнала последние остатки зимы и разбросала по лесу яркие краски. На клумбах, вдоль тротуаров и на пятачках солнечного света в лесу на влажной, усыпанной хвоей подстилке зацвели крокусы, гиацинты и нарциссы. Вернулись птицы, они сидели на проводах и слетали на дорогу за всякой всячиной. По лужайкам разгуливали черные вороны, пронзительно каркая.

Не вняв уговорам отца, Энни собрала небольшой чемодан и переехала в дом Ника. И это оказалось настоящим подарком. Потому что, хотя ночи по-прежнему были долгими и тоскливыми, теперь рядом с ней была эта девочка. Энни больше не чувствовала себя одинокой. Если она просыпалась среди ночи от кошмарного сна с бешено бьющимся сердцем, она перебиралась в кровать к Иззи и крепко обнимала ее.

Они проводили все время вместе, ездили в город, пекли печенье, делали из картонок от яиц шкатулки и разрисовывали их. Они придумывали маленькие подарки для Натали и отправляли их ей по почте. Они вместе занимались по учебникам для детского сада и первого класса школы, чтобы Иззи, несмотря ни на что, освоила все, что нужно для школы. И каждый вечер им звонил Ник, чтобы пожелать спокойной ночи.

На сегодня у Энни были особые планы. Пришло время возродить к жизни сад Кэти.

Она стояла у шаткой изгороди из штакетника, окружающей сад, Иззи была рядом. Ночью прошел сильный дождь, и плодородная темно-коричневая земля была пропитана влагой. Тут и там серебрились лужицы. Энни поставила на землю большое ведерко и стала доставать из него инструменты: совки, лопатки, садовые ножницы.

— Жалко, что дома я этим мало занималась. — Энни заприметила несколько торчащих из земли крепких стеблей. — Может, это какое-нибудь полезное растение? Или все-таки сорняк? И смотри, как они растут группами. Думаю, их надо подрезать, во всяком случае, так говорил Гектор из садового магазина. Пойдем, Иззи.

Они двинулись по каменистой тропинке через сад. У каких-то засохших растений Энни остановилась. Она встала на колени, чувствуя, как влага от мокрой земли просачивается через ткань брюк и холодит кожу. Надев перчатки, она атаковала засохшее растение и выдернула несколько штук вместе с корнем.

— Луковицы! — Энни победно улыбнулась. — Я так и знала! — Она повернулась к Иззи и посмотрела на девочку с удовлетворенным видом. — Я с самого начала знала, что это цветы, просто даже ни минуточки не сомневалась.

Энни разделила луковицы и прикопала их снова, потом принялась за засохшие стебли многолетников. Она подрезала их садовыми ножницами почти до самой земли.

— Знаешь, что мне больше всего нравится в этой работе? Заплатить кому-нибудь, чтобы ее сделали за меня.

Энни засмеялась над собственной шуткой и продолжила работать. Она повыдергивала сорняки, заново посадила все луковицы. Под конец она занялась розами и аккуратно подрезала колючие стебли. Работая, Энни напевала. Она хотела выбрать песенку, которую бы знала Иззи, но ей ничего не приходило в голову, кроме песенки алфавита. И вот она начала напевать, растягивая букву за буквой и фальшивя.

Вдруг Энни нахмурилась, умолкла и посмотрела на Иззи, стараясь не глядеть на черную перчатку на ее руке.

— Боже мой, я забыла алфавит! Это, конечно, не страшно, ведь это всего лишь песенка, и наверняка я его быстро вспомню. — Она начала еще раз. — Ну вот, я опять застряла на том же месте!

Иззи медленно потянулась за совком. Ей не сразу удалось ухватить его двумя пальцами. После первой неудачной попытки Энни отвела взгляд, ей было невыносимо видеть тщетные попытки Иззи. Она неуверенно продолжила пение.

— Тьфу ты! Опять застряла! Ну, ладно, думаю, для одного раза мы достаточно поработали. Я умираю с голоду. Что ты скажешь насчет…

— О…

Лопатка выпала из рук Энни. Она посмотрела на Иззи. Девочка все так же стояла на коленях на земле, неумело выдергивая сорняки своими двумя «видимыми» пальчиками, словно ничего не произошло. Но это был великий и прекрасный миг, открывающий новые возможности.

Иззи заговорила!

Энни медленно выдохнула: «Спокойно, Энни, спокойно». Она решила вести себя так, как будто говорить — это так же нормально, как не говорить.

— А ты права. Дальше буква «О».

Следующие три звука произнесла Иззи, а Энни допела алфавит до конца.

Ее прямо распирало от гордости. Она заставила себя еще несколько минут повозиться с сорняками. Ей хотелось кричать от радости и прижать Иззи к себе, но она сдержалась. Она боялась, что может тем самым испугать Иззи, и девочка снова замолчит.

— Ну вот, — сказала она наконец, — у меня уже руки отваливаются. Жан-Клод — это мой фитнес-тренер в Калифорнии — сейчас бы мной гордился. Он вечно ругался, что я не потею. А я ему говорила, что если бы я потела, то не носила бы стильные вещи, которые стоят целое состояние. — Она вытерла вспотевший лоб. — В холодильнике есть лимонад и осталось еще немного курицы. Что скажешь, если мы устроим здесь пикник? Можно еще сделать молочный коктейль.

Иззи подняла на нее глаза, и Энни увидела в них слезы.

Она прижала к себе Иззи, и так они еще немного постояли, обнявшись.

Под потолком, покрытым пятнами и подтеками, клубился густой сигаретный дым. Ник стоял у открытой настежь двери в проеме длинной комнаты в подвале лютеранской церкви. К одной стене комнаты были придвинуты два стола с пластиковыми столешницами, на которых стояли кофеварки, пластиковые стаканчики и коробки с пакетиками сахара и сухих сливок. Перед автоматом для продажи колы стояли люди, еще больше народу толпилось около кофейника. Запах дешевого кофе смешивался с табачным дымом.

На складных металлических стульях сидели люди — кто-то расслабленно вытянувшись, кто-то примостившись на самом краешке сидений. Почти все курили.

Ник не был уверен, сможет ли он через это пройти, сможет ли войти в эту прокуренную комнату, выложить на один из этих дешевых столов свою беспомощность и позволить незнакомым людям ее анализировать.

— В первый раз это чертовски трудно. Напряжение — как перед первым сексом, только никакого удовольствия не предвкушаешь.

Ник оглянулся и увидел, что у него за спиной стоит Джо. На его лице, коричневом, как кожаный ботинок, появилась улыбка.

— Я надеялся, что ты придешь. Честно говоря, я-то все годы все-таки надеялся, что ты никогда здесь не окажешься.