Дом у озера Мистик - Кристин Ханна

Иззи испугалась. Это была одна из тех ночей, когда она просыпалась с мокрым от слез лицом. Ей все снился тот доктор, дяденька с острым носом и в толстых очках, который строго сказал, что она должна разговаривать, а иначе она не сможет оправиться от потери матери. Эти взрослые слова, которые она не поняла, ее очень испугали. И самые последние слова, которые она сказала тому доктору: «Я не хочу никуда отправиться от мамы. И я ее не потеряла».

Иззи дрожала как в лихорадке. Она не хотела визжать. Она откинула одеяло, выскользнула из кровати и босиком подошла к закрытой двери. Здесь она остановилась и посмотрела на свою руку, на всю эту пустоту вокруг большого пальца и указательного. Ей вдруг захотелось, чтобы она перестала исчезать, чтобы она могла просто протянуть руку, схватиться за круглую дверную ручку и повернуть ее. Иззи вздохнула и стала поворачивать ручку двумя пальцами. На это потребовалось время, но в конце концов она смогла открыть дверь. Она высунула голову в темный коридор.

Папина комната находилась слева, через три двери от детской, но Иззи знала, что папы там нет. Она слышала, как Энни разговаривала с Лерлин. Они думали, что она ушла, но она осталась, спряталась в углу и слушала. Ее папа был в плохом месте, в том месте, после которого от него пахнет сигаретами, хотя он не курит, из этого места он приходит домой с чужими глазами и громко захлопывает за собой дверь спальни, и еще у него становится странная походка.

Иззи прокралась по коридору к лестнице и посмотрела вниз. На диване спала Энни. Энни, которая держала Иззи за руку и расчесывала ее волосы и вела себя так, как будто совсем не важно, что она не разговаривает. Энни, которая хочет снова оживить мамин сад. Иззи медленно спустилась по лестнице. Она шла босиком, а ступеньки были холодные, но ей было все равно. Как только она стала двигаться, ей сразу стало лучше, визг уполз обратно в свое темное место. Иззи вдруг захотелось что-нибудь сказать, может быть, позвать Энни по имени, но у нее так давно не возникало желания заговорить, что ощущение было странным. Она даже не помнила, как звучит ее голос.

Иззи на цыпочках подошла к дивану. Энни спала, во сне ее рот приоткрылся, ее короткие волосы с одной стороны примялись, а с другой стояли торчком. Иззи не знала, что делать. Когда она была маленькая, всякий раз, когда ей бывало страшно, она забиралась в кровать к маме и папе, и там ей было хорошо и тепло. Бывало, мама прижимала ее к себе, подтыкала одеяло, и Иззи засыпала.

Энни во сне всхрапнула, потянулась и подвинулась, оставив на краю дивана свободное место. Как раз для Иззи.

Иззи осторожно откинула край колючего синего одеяла и тихонько легла на диван. Некоторое время она лежала на боку неподвижно, едва дыша. Она боялась, что Энни проснется и велит ей вернуться в детскую, но она не хотела оставаться одна в своей комнате. Там она боялась темноты.

Энни снова издала какой-то тихий звук и перевернулась на бок лицом к Иззи.

Иззи затаила дыхание.

Энни бережно обняла ее одной рукой и притянула ближе к себе.

Иззи почувствовала, что она будто оттаивает. Впервые за несколько месяцев ей, казалось, стало легко дышать. Она прильнула к Энни, пристроилась рядом с ней так, что они стали лежать, как две ложки, вложенные одна в другую. И с тихим счастливым вздохом закрыла глаза.

Рано утром Энни проснулась и почувствовала запах детского шампуня и маленькое теплое тело, прижавшееся к ней. Это напомнило ей давние времена и другого ребенка, девочку, которая выросла и уехала далеко. Энни нежно погладила Иззи по голове и поцеловала ее маленькое розовое ушко.

— Спи спокойно, принцесса.

Иззи придвинулась ближе и ответила Энни тихим звуком, таким тихим, что она могла бы его не услышать, если бы они были на улице, или если бы шел дождь, или она бы с кем-то говорила. Иззи засмеялась во сне.

Энни посмотрела на часы на каминной полке. Половина шестого утра. Очень осторожно, чтобы не разбудить Иззи, она откинула одеяло и встала с дивана. Утренний воздух был холодным, она обхватила себя руками, подошла к окну и посмотрела на озеро. Рассвет уже нарисовал розовые мазки на темных верхушках деревьев.

— Черт бы тебя побрал, Ник! — в сердцах проговорила Энни и снова прилегла с Иззи.

Этой ночью Ник не вернулся домой.

Без пятнадцати шесть утра зазвонил телефон. Энни торопливо взяла трубку и, опасаясь разбудить Иззи, тихо сказала:

— Алло.

— Здравствуйте, попросите, пожалуйста, Энни Борн.

Энни нахмурилась, пытаясь узнать мужской голос.

— Это я.

— Это капитан Джозеф Нейшен из полиции Мистика.

У Энни сжалось сердце. Она осторожно выбралась из-под одеяла и отошла в сторону.

— Что-то случилось с Ником?…

— Этой ночью он попал в аварию.

— О боже! Он…

— С ним все в порядке, не считая синяков и жестокого похмелья. Он в центральной больнице Мистика.

— Он был за рулем?

— Нет, ему хватило ума отправиться домой с приятелем. Но он оказался недостаточно умен, чтобы выбрать трезвого водителя.

— Кто-нибудь пострадал?

Капитан Нейшен вздохнул:

— Нет. Они врезались в дерево. У водителя ни царапины, а Ник хорошо приложился головой. У него, похоже, легкое сотрясение мозга. Ему повезло в этот раз. Я вам звоню, потому что его нужно будет забрать домой из больницы.

Энни покосилась на Иззи, мирно спящую на диване. Как же она ждала папу, который так и не пришел домой, потому что опять напился.

Это уже слишком!

Энни медленно проговорила:

— Хорошо, я за ним приеду.

Ник застонал и попытался перевернуться на бок, но простыня обмоталась вокруг его ног так, что он не мог пошевелиться. Очень медленно, чтобы не трясти головой, которая болела, он приподнялся на локтях и огляделся. Яркий свет бил прямо в глаза, где-то орало радио.

Он лежал на узкой металлической кровати. Перекрещивающиеся флуоресцентные лампы под потолком обрушивали на комнату с белыми стенами потоки слепящего света. Его кровать была отгорожена ярко-желтой занавеской, свисающей до самого пола. Ник закрыл глаза, упал на спину на узкую кровать и заслонил лицо рукой. Он чувствовал себя паршиво. Голова болела, глаза болели, во рту пересохло, а желудок, казалось, кто-то выскоблил ржавым скальпелем. Вдобавок он чувствовал слабость, и все его тело было словно чужим.

— Ну что, Николас, ты снова среди живых?

Вообще-то это нехороший знак — проснуться на больничной койке и увидеть, что рядом стоит твой шеф. И хуже того, этот шеф тебе практически как отец. Именно Джо предложил Нику первый в его жизни настоящий дом. Ник тогда был юн и напуган, он в любую минуту был готов сбежать, а мать ему внушила, что все полицейские — его враги. Но ему было больше некуда идти: смерть матери и социальная служба не оставили ему выбора.