Гардемарины. Канцлер - Нина Соротокина

— Храни как зеницу ока, понял? — сказал он на прощанье.

Особняк был ничем не примечателен. Кажется, нарышкинский, а может, гагаринский. Его провели в китайскую гостиную. Кроме тяжелой гипсовой лепнины, раскрашенной в яркие чистые цвета, здесь присутствовали на полках и подставках деревянные драконы, рыбы и неведомый уродец с клыком между глаз. В этой гостиной, которая как по мановению волшебной палочки вдруг опустела, Белов и был представлен великой княгине.

Она вошла в комнату решительной, несмотря на полноту, легкой походкой, на смуглых щеках горел румянец — не накрашенный, подлинный, все знали, что великая княгиня не сурьмится и не красится. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — она его вспомнила. С тех далеких времен, когда Анастасия была любимой статс-дамой Елизаветы, прошло без малого десять лет. И встретились-то они всего один раз, но какой! Тогда рушилась катальная горка, и он вынес испуганную Екатерину на руках.

Все это, видимо, промелькнуло перед ее глазами, она улыбнулась благосклонно. Зубы были очень белы, но один передний немного сколот. Александр еще заметил, что ошибся, румянец был нарисованный, на левой щеке чуть ярче, чем на правой, кожа на висках отливала желтизной, а губы словно обметало в простуде. «Да она беременна, — вспомнил вдруг Белов дворцовые сплетни, — скоро подарит России дубликат наследника».

— Ваше высочество, — смеясь глазами и морща губы, как капризный ребенок, сказал Понятовский, — мой друг Александр Белов интересуется, как здоровье государыни.

Екатерина слегка кивнула, это был пароль, придуманный Бестужевым при последней их встрече.

— Ваш друг метит не в бровь, а в глаз. Мы все переживаем за государыню. Но здоровье Их Величества оставляет желать лучшего, — голос у Екатерины был низкий, приятного тембра, но акцент его портил, внося некую сумятицу в мягкий славянский говор. — Что просил передать Алексей Петрович?

Александр достал из внутреннего кармана камзола пакет:

— Извольте, ваше высочество. Их светлость граф Бестужев просил передать, что все здесь изложенное, — он показал на пакет, — не более чем черновик.

Екатерина вскрыла пакет, прочитала первые фразы и тут же спрятала бумаги в сумку.

— Вы знаете, что здесь написано?

— Нет, ваше высочество.

Она кивнула, такой ответ пришелся по нраву.

— Ответ Алексею Петровичу передать через вас?

— Так точно. — Белов по-гвардейски щелкнул каблуками.

Неизвестно по какому знаку гостиная наполнилась людьми.

— Тогда завтра, — Екатерина встала, и Белов понял, что аудиенция окончена. И еще Александр понял, что никогда не сможет стать полноправным членом этого кружка, и дело вовсе не в происхождении… И при Елизаветинском, и при молодом дворе было полно безродных, которые не только графами, дворянами не всегда были, однако со временем получали всевозможные титулы. И то сказать, чем эти Елагины, Ададуровы лучше него? Он тоже бы хотел, вот так, небрежно развалясь у камина, слушать речи Екатерины, а потом весело хохотать при любой шутке. Этого не будет потому, что молодые щеголи обитают здесь для услады — для милых разговоров и игры в карты, а может, и для альковных дел, а он, Белов, всего лишь на посылках, то есть для дела, а потому пребывает на другой, низшей ступени. Видимо, Понятовский заметил замешательство Белова, потому что подошел, обнял за талию, шепнул в ухо:

— Вы произвели великолепное впечатление. Их высочество давно не испытывали такого удовольствия от разговора. Коротко, но самое важное сказано… Она вас помнит и благодарна вам все эти годы.

— Излишняя сладость пуще горечи, — усмехнулся Белов.

На этот раз Понятовский не спросил: «кто?», но весь вечер не отходил от Александра и был весьма предупредителен.

В то время как компания веселилась в китайской гостиной, сэр Вильямс тревожно ходил по кабинету, потом опять садился за стол, чтобы писать и рвать черновики. Ему надо было сочинить простой и убедительный текст, и чтобы Екатерине все было в нем понятно, но чтоб чужой, если не приведи Бог к нему попадет записка, остался в полном недоумении. А может быть, ничего не писать? Может быть, подождать приватного разговора? Но будет ли он, при сегодняшней ситуации? Изнемогая под обилием вопросительных знаков, посол очередной раз сел за стол и написал — без обращения и даты: «Я имею совершенно точные сведения — не спрашивайте откуда — развязка близка! Поверьте, она неминуема. Я знаю, знаю… Я места себе не нахожу от волнения! У вас не много времени, будьте готовы! Уверяю вас, она не будет жить, она не может жить!»

Вильямс перечитал записку, вычеркнул повторы, знаки восклицания заменил точками, потом переписал текст начисто. Он не только написал на пакете «срочно!», но и посыльному внушил — передать письмо немедленно и только в собственные руки. Поэтому, когда посыльный явился во дворец, камердинер Екатерины отправился вместе с письмом и посыльным в особняк к их высочеству и не нашел ничего лучше, чем пройти вместе с ним же прямо в залу, где находилась великая княгиня с гостями.

— Что такое, Василий? — грозно спросила она Шкурина, тон был таков, что камердинер услышал недосказанное: «Как посмел ты, дурья башка, явиться прямо сюда? Что у нас — пожар, землетрясение?» Посланник Вильямса протянул ей пакет.

Екатерина вскрывала его при всех, и только десяток устремленных на нее глаз помог сохранить самообладание. Столь своевременная записка Вильямса пошла в сумку вслед за Бестужевским проектом, ни много ни мало — манифестом о престолонаследии.

— Господа, как это ни грустно, но я вынуждена вас оставить, — голос не дрожал от возбуждения, глаза смотрели весело. Предчувствие опасности и грядущих перемен не только пугало, оно пьянило.

Екатерина быстро вышла. Понятовский пошел следом. Перед тем как подняться на ноги, он выразительно посмотрел на Белова. Тот воспринял это как приказ — «следуй за нами».

В вестибюле к великой княгине подошла стройная, миловидная девушка, она накинула плащ на плечи Екатерины, хотела принять из ее рук сумку, но та не отдала. Было очень много суеты, камердинер открыл дверь, но великая княгиня медлила выйти, в комнате поднялся страшный сквозняк, хозяйка дома бормотала слова сожаления, посыльный Вильямса порывался сказать что-то их высочеству лично, но ему это не удавалось. Екатерина задержала взгляд на Белове, потом что-то сказала на ухо Понятовскому и быстро пошла к двери. Хорошенькая девушка засеменила за ней.

— Кто это? — спросил Белов Понятовского, и тот сразу понял, о ком речь.

— Это Анна Фросс, помощница повивальной женщины, так, кажется, говорят в России. Вот в чем дело, друг мой. Их высочество считает, что при теперешней ситуации безрассудно их высочеству встречаться непосредственно с вами. В целях конспирации их высочество предпочитает иметь одного своего посредника.

— Вас?

— Вы должны нас понять… — поляк совершенно смешался. — Это не потому, что их высочество вам не доверяет… Как раз может случиться так, что я через вас буду сноситься с канцлером. Вы меня понимаете?