Властитель огня - Дэниел Сильва

Габриэль пробыл там дольше, чем предполагал. Никакая рана в прошлом, реальная или вымышленная, никакая обида или политическое несогласие не могли оправдать убийство такого масштаба. Познер был прав – самый вид всего этого вверг Габриэля в невероятный гнев. Внушил ему ненависть. Габриэль повернулся и пошел назад в гору. Познер молча следовал за ним.

– Кто приказал вам привести меня сюда?

– Это была моя идея.

– Кто?

– Старик, – тихо произнес Познер.

– Зачем?

– Я не знаю.

Габриэль остановился.

– Зачем, Шимон?

– Вчера вечером, после того как вы прилетели из Франкфурта, заседал Вараш.[29]Возвращайтесь на конспиративную квартиру. Ждите дальнейших инструкций. Кто-нибудь скоро вступит с вами в контакт.

С этими словами Познер перешел через улицу и исчез на вилле Боргезе.

Но Габриэль не вернулся на конспиративную квартиру. Вместо этого он пошел в противоположном направлении, в спальные районы северного Рима. Он нашел виа Триесте и пошел по ней на запад, пока минут через десять не дошел до грязной маленькой площади под названием пьяцца Аннабольяно.

Мало что тут изменилось за те тридцать лет, когда Габриэль впервые увидел ее – все та же печальная группка деревьев в центре площади, те же унылые лавочки, обслуживающие рабочий класс. А в северном ее конце, зажатый между двумя улицами, все тот же многоквартирный дом в виде куска пирога с острием, обращенным к площади, и баром «Триесте» на первом этаже. Цвайтер любил заходить в этот бар, чтобы воспользоваться телефоном, прежде чем подняться в свою комнату.

Габриэль пересек площадь, прокладывая путь среди машин и мотоциклов, припаркованных как придется посреди площади, и вошел в многоквартирный дом через дверь, на которой значилось: «Подъезд В». В вестибюле было холодно и темно. Габриэль вспомнил, что свет здесь включается таймером, чтобы беречь электричество. Сыщики отметили, что обитатели – включая Цвайтера – редко включают свет, и Габриэля, по оперативным соображениям, это устраивало, по сути, обеспечивая ему возможность работать в темноте.

Сейчас он остановился перед лифтом. Рядом с лифтом было зеркало. Сыщики об этом не упомянули. А Габриэль, увидев тогда свое отражение, чуть не выхватил «беретту» и не выстрелил. Вместо этого он сунул руку в карман пиджака в поисках монеты и уже поднес ее к щели для оплаты лифта, когда Цвайтер в клетчатом пиджаке и с бумажным пакетом в руке, в котором была бутылка фигового вина, вошел последний раз в «Подъезд В».

«Извините, вы не Вадаль Цвайтер?»

«Нет! Пожалуйста, не надо!»

Габриэль выпустил монету из пальцев. Она еще не долетела до пола, как он выхватил «беретту» и дважды выстрелил. Одна из пуль прошла сквозь бумажный мешок, прежде чем попасть в грудь Цвайтера. Кровь смешалась с вином у ног Габриэля, а он все стрелял в осевшее тело палестинца.

Сейчас он посмотрел в зеркало и увидел себя таким, каким был в ту ночь – юношей в кожаной куртке, актером, не понимавшим, как то, что он совершил, навсегда изменит ход его жизни. Он стал другим. И с тех пор был таким. Шамрон не потрудился сказать ему, что это произойдет. Он научил его в одну секунду выхватывать оружие и стрелять, но никак не подготовил к тому, что произойдет потом. За то, чтобы схватиться с террористом на его условиях, на его поле, приходится дорого платить. Люди, которые это делают, – меняются, как меняется и общество, посылающее их на такое дело. Таково конечное оружие террористов. И Габриэлю эти изменения были заметны. К тому времени, когда он отправился в Париж для выполнения очередного задания, у него поседели виски.

Он снова взглянул в зеркало и увидел смотревшего на него бородатого герра Клемпа. В мозгу Габриэля промелькнули составные дела: разбомбленное посольство, собственное досье, Халед… Был ли прав Шамрон? Посылает ли Халед ему предупреждение? Выбрал ли Халед Рим из-за того, что натворил там Габриэль тридцать лет тому назад, на том же месте?

Он услышал позади легкие шаркающие шаги – пожилая женщина в черном вдовьем одеянии шла, сжимая пластиковый пакет с продуктами. И смотрела прямо на него. Габриэль на секунду испугался, подумав, что она почему-то помнит его. Он пожелал ей приятного утра и вышел на залитую солнцем площадь.

Его вдруг залихорадило. Он прошел немного по виа Триесте, затем остановил такси и попросил шофера отвезти его на площадь Испании. Войдя в конспиративную квартиру, он увидел на полу в прихожей номер утреннего выпуска газеты «Ля Република». На шестой странице была большая реклама итальянской спортивной машины. Габриэль внимательно посмотрел на рекламу и понял, что она была вырезана из другого выпуска газеты и наклеена на соответствующую страницу. Он оборвал края страницы и обнаружил между двумя листками бумагу с закодированным посланием. Прочитав его, Габриэль сжег бумагу в кухонной раковине и снова вышел из дома.

На виа Кондотти он купил новый чемодан и следующий час посвятил приобретению одежды, подходящей для его очередного местопребывания. Он вернулся на конспиративную квартиру только для того, чтобы упаковать чемодан, затем отправился на виа Боргоньеона пообедать у «Нико». В два часа он взял такси и поехал в аэропорт Фьюмичино, а в пять тридцать сел в самолет, вылетавший на Сардинию.

* * *

Когда самолет Габриэля направлялся к взлетно-посадочной полосе, Амира Ассаф подъехала к воротам Стратфордской клиники и показала охраннику свое удостоверение личности. Он тщательно его проверил и жестом разрешил ей проехать. Она нажала на педаль своего мотоцикла и промчалась с четверть мили по гравиевой дороге к особняку. Доктор Эвери как раз уезжал на ночь и направлялся к воротам на своем большом серебристом «ягуаре». Амира нажала на клаксон и помахала, но он, не обратив на нее внимания, промчался мимо, вздымая пыль и гравий.

Паркинг для сотрудников находился на заднем дворе. Амира поставила свой мотоцикл на стойку для велосипедов, затем сняла рюкзак с задней сетки для багажа и положила на его место шлем. Две девушки как раз уходили с дежурства. Амира пожелала им доброй ночи, затем своей карточкой открыла вход для сотрудников безопасности. В стену вестибюля были вмонтированы часы. Она достала свою карточку, вложила ее в третью снизу прорезь и отметилась: 5.56 вечера.

Раздевалка находилась в двух шагах по коридору. Амира прошла туда и переоделась в белые брюки, белые туфли и тунику персикового цвета, который, по мнению доктора Эвери, успокоительно действует на пациентов. Через пять минут она отметилась у окошечка старшей сестры. Джинджер Холл, крашеная блондинка с ярко-малиновыми губами, подняла на Амиру глаза и улыбнулась:

– Новая прическа, Амира? Очень идет. Бог мой, чего бы я только не сделала, чтобы иметь такие густые, цвета воронова крыла волосы, как у тебя!

– Вы можете иметь такие вместе со смуглой кожей, черными глазами и всем остальным дерьмом.