Комната шепотов - Дин Кунц

Джейн подняла пистолет без глушителя и взяла его обеими руками:

– Уходи отсюда.

– В вас нет жестокости, – сказал он. – Вы не будете стрелять так, чтобы ранить меня. Не позволите мне сойти с ума от боли.

Джейн больше не давала никаких обещаний. Ларкин вернулся к тому, что было его сутью, к роли самодовольного хлыща, причисляющего себя к избранным. На его лице появилась ухмылка.

– Ты уже покойница, дерьмо вонючее. Они узнают всё о тебе в комнате шепотов.

Он бросился на Джейн, и та два раза нажала на спусковой крючок. Первая пуля попала Ларкину в горло, отбросив его назад, вторая – в лоб, придав ему карикатурный вид, словно для того, чтобы показать в режиме предпросмотра лицо, которое он получит в глубинах другого мира, где горит огонь, не дающий света. Голова его откинулась назад, у костюма словно выросли крылья, и он упал, как падает птица, подстреленная в воздухе, с бесстыдно раздвинутыми ногами, приземлившись на дешевый алюминиевый стул с нейлоновой сеткой, которым он ни за что не позволил бы изуродовать двор своего дома в Беверли-Хиллз, где адвоката теперь ждала его вдова.

Огромные черные внедорожники без номеров, с тонированными стеклами, со включенными красно-синими мигалками, которые закреплены на стойке между стеклом окна и верхней рамой двери, с сиренами, разрывающими воздух резкими, как острое лезвие, звуками, мчатся чуть ли не вплотную друг к другу – три машины, везущие ударную группу из двенадцати человек. Они требуют, чтобы им уступали дорогу, и водители прижимаются к тротуарам из уважения к власти, потом они пролетают по пригородам, где пешеходы и люди, сидящие на крылечках, при звуке сирен исчезают, словно их никогда там не было. Последние две мили машины едут с выключенными сиренами – только рев двигателей и грохот покрышек, катящихся по разбитому асфальту.

Маршалл Аккерман сидит на переднем пассажирском сиденье первой машины. На нем джинсы, свитер и бронежилет, на коленях – пистолет, переделанный после покупки и ставший полностью автоматическим, с магазином на двадцать патронов. Два запасных магазина засунуты в кармашки на его боевом поясе. Если они захватят Джейн Хок врасплох и возьмут живой, так тому и быть, а если убьют, не будет ни наказаний, ни слез скорби. Это относится и к Рэндалу Ларкину.

Они замедляют ход и останавливаются у тротуара в полуквартале от объекта – образца унылой архитектуры середины прошлого века: храм промышленности, давно покинутый своим богом, – с перекошенными стенами, с раскрошенным цементом между бетонными блоками.

Если ворота закрыты, они переберутся через ограду. Но дужка замка спилена. Цепь легко снимается со стойки ворот. Ворота откатываются в сторону, почти без стука и лязга, и двенадцать человек, пройдя через них, окружают здание. С обоих его концов расположены подъемные двери для грузовиков и маленькие дверцы для работников. Логика подсказывает, что Джейн Хок должна была поставить машину с другой стороны здания, чтобы ее не увидели с улицы, затащить Ларкина внутрь (если, конечно, она это сделала) и лишь потом отправить седан в плавание по реке.

Руководители трех групп координируют свои действия по радио – благодаря гарнитуре руки их остаются свободными. Таким образом, никто не попадет под огонь от своих.

Аккерман пересекает порог вторым. Все, кто вошел в его группу, двигаются тихо и быстро и сразу же рассредоточиваются, оказавшись в гулком пространстве.

Им требуется несколько секунд, чтобы оценить обстановку. Помещение длиной больше футбольного поля полно густых теней, кое-где царит полная темнота. Лишь в одном месте виден шар света – похоже, от газовой лампы. Бочки, всевозможный мусор. Пустой садовый стул. И еще один стул, не пустой.

Голова его закинута назад, лица не видно, но можно не сомневаться в том, что человек на стуле мертв: он слишком расслаблен даже для спящего. Люди Аккермана настороженно приближаются к нему, пока наконец не видят кровь на рубашке и костюме, служащую окончательным подтверждением. Лицо повернуто к потолку, черты его искажены от повышения давления при детонации, над переносицей – входная рана, но узнать погибшего все еще можно: это Рэндал Ларкин.

Если Ларкин мертв, значит Джейн Хок здесь нет. Вероятно, они опоздали всего на несколько минут.

Маршалл Аккерман говорит в микрофон, укрепленный на дужке, торчащей из уха:

– Мы опоздали.

Не успевает он произнести эти слова, как глухой звук сообщает им о взрыве зажигательного устройства. Затем вырастает густой гриб пламени, отчасти рассеивающий темноту и освещающий, среди прочего, целую гору бумажного мусора. Пламя поднимается футов на двадцать, потом опадает и расползается по сторонам, пожирая все, чего касается.

Может, Джейн Хок оставила здесь по неосторожности то, что могло бы привести их к ней. Поэтому Аккерману и его людям нужно бежать вперед, хватать все подряд, прежде чем огонь подберется к лампе и дым ослепит их. Но это намерение становится неосуществимым – их останавливает какое-то шевеление на полу. Поначалу кажется, что это взбесившиеся тени, порожденные и направляемые мигающим огнем, но вскоре оказывается, что это стая крыс, длиннохвостых, красноглазых: они покидают свои гнезда, охваченные пламенем.

Огонь подбрасывает вверх бумажные комья, закручивает их, гонит на вошедших – потоки воздуха быстро ускоряются по мере увеличения жара, сотни жар-птиц мечтают приземлиться на чью-нибудь голову, и тут Аккерман и его люди разворачиваются и бегут к открытым дверям, а крысы несутся по их ботинкам, хватаются за брючины и тут же отцепляются, попадают под сминающие их подошвы. Люди поскальзываются на том, о чем не хочется даже думать, взмахивают руками, чтобы сохранить равновесие, – упаси господь упасть и оказаться среди этой массы пищащих существ, грязных, блохастых, обезумевших.

Это не товарищи, а конкуренты: они сталкиваются, отпихивают друг друга у узкой двери, выкашливают из легких бледный дымок, сплевывают, желая избавиться от вкуса крысиных испражнений, которым воздух насыщен в не меньшей степени, чем едким дымом от горящей бумаги и шерсти. Аккерман вырывается из удушливых клубов и оказывается в утреннем свете вместе с крысами, которые устремляются по проломленному сорняками асфальту, испугавшись яркого солнца. Он хрипит, понимая, что был на волосок от смерти. И хотя такие мысли ему несвойственны, он думает также, что эта женщина с ее зажигательным устройством нарисовала картину их будущего.

«Ты уже покойница… Они узнают всё о тебе в комнате шепотов». Джейн понятия не имела, что́ имел в виду Ларкин. Не стоило размышлять об этом. Если существует место под названием «комната шепотов», она узнает об этом, когда найдет его.

Стояло позднее утро. Мимо проехал городской автобус, который, казалось, терял управление при малейшем наборе скорости. Он прижимался к тротуару на каждой из частых остановок, пневматические тормоза раздраженно шипели, потом он снова втискивался в поток машин, где никто не хотел его впускать. Автобус напоминал не столько транспортное средство, сколько раздувшееся животное, утверждающее свои права благодаря размерам.