Массандрагора. Взломщики - Иван Безродный

– Вроде отмучились… – со вздохом сообщил он. – Приняли-таки наш релиз, так что все теперь нормуль! Пошли хавать. Карточка есть?

– Есть, – ответил Соломон.

– Ну тогда айда.

Они прошли в дверку, которая, как и предполагал Павел, просто вела в новый коридор, спустились на лифте и вместе с другой группой метростроевцев, включая грозных типов в военной форме, ввалились в столовую. Выглядела она не так ужасно, как прежние места общепита, виденные здесь Соломоном – почти никакого «совка», и это не могло не радовать. Плотно пообедав, он вместе с Матфеем направился в курилку – небольшую комнату с темно-синими стенами, в конце которой, у потолка, шумно вертелся большой вентилятор, высасывая продукты отдыха метростроевцев – здесь уже находилась большая и дружная группа желающих подымить и параллельно велось сразу несколько неторопливых разговоров. Соломона заинтересовал один из них. Слева от него сидел Ганжа, а его отчитывал седой большеголовый мужчина, видимо, какой-то начальник:

– Ну что ты пишешь, в официальных-то документах, ну скажи? Разве докладные так оформлять нужно? Нет, я понимаю, тебе на работе скучно, литературный талант девать некуда, ну заведи ты блог в корпоративной сети, пиши свои рассказы туда, а ты что? Вот, к примеру, это, – покопавшись в портфеле, седовласый достал какой-то счет-фактуру, – последний случай. В пятницу надо было на «Копылово-8» доставить мониторы и сервер, правильно?

– Ну, – флегматично подтвердил Ганжа, – надо было. Я и доставил.

– «Я и доставил»! А еще сто двадцать банок тушенки и сорок литров молока. Было такое?

– Ну было… С ними-то проблема и вышла – пришлось наверх вылазить! А чего вы вешаете непрофильный груз на мой отдел?!

– А на кого мне его вешать? Лишних дрезин не имею! Да и не в этом дело, просто уже не в первый раз. Внимательнее нужно – куда вылазишь. Техника безопасности, понимаешь ли! Но мы сейчас не об этом. Мы о документации! Нет, погоди, давай-ка почитаем, почему и как пропало пятнадцать банок тушенки, а сорок литров молока вообще скисло, так и не попав к означенному адресату.

Ганжа пожал плечами, недовольно засопев и пробормотав: «Вообще-то тринадцать банок». Они оба уже не курили – видимо, разборка продолжалась уже не первую минуту.

– Читаю, – сказал седовласый, доставая другую бумажку, с печатями и подписями, – так… Надо же! Не поленился печатными буквами авторучкой калякать – не лень, что ли? Ладно, итак… это не то… ага, вот: «Вовремя прибыв на досточтенную станцию «Минусинскую-372». – Начальник строго посмотрел на Ганжу: – Вообще-то так нельзя сказать: «досточтенную». Можно «досточтимую». Вот только это относится к человеку. Станция-то тут при чем?

– Ну вы же читаете? – ухмыльнулся парень. – Значит, досточтенную.

Седовласый скорбно вздохнул:

– В гроб ты меня вгонишь своим литературным талантом, Ганжа. Заново: «Вовремя прибыв на досточтенную станцию «Минусинскую-372», я полчаса прождал в вестибюле у большой серой колонны в византийском стиле, как и было недвусмысленно описано сухим бухгалтерским языком в товарно-транспортной накладной – незаменимом документе для таких бедолаг, как я, – начальник недобро покосился на Ганжу. – Но ко мне никто не вышел и не утешил, что никакого товара им и даром не нать, и возвращаться бы мне лучше домой. Тогда мы посетили «Копылово-8», где я благополучно сдал мониторы и сервер, а Семин, мой водитель, друг и по совместительству грузчик, целый час провел в местном общепите, хотя котлеты там вечно горелые. Вернувшись на «Минусинскую» уже более решительным и настойчивым, я поднялся наверх, чтобы понять: каким таким делом в тех местах пахнет и почему это информационно-технологический отдел должо́н за это страдать. Охраны там не оказалось, а диспетчерская была закрыта. Обуреваемый праведным желанием сдать-таки им молоко, я начал звонить в дверь. А там моросил дождь – вестибюль оказался разрушен. Я сразу промок, но держался, несмотря на свою невысокую зарплату. Через пятнадцать минут этого издевательства из приемки выглянуло лицо кавказской национальности – судя по длине его нюхательного аппарата. Сверкнув карими глазами, он попросил, чтобы я больше «не ставил такой громкий звонок на его чувствительный ух». Представившись ему и пояснив, что хочу сдать на их благословенную станцию продукты, но в связи с погодными условиями, то есть проливным дождем на не предназначенной для этого территории, чувствую себя очень влажно и потому очень хотел бы понять свою перспективу на ближайшее время, хотя бы частично. После чего лицо неславянской наружности…» – Седовласый снова повернулся к Ганже. – А ты что – шовинист?

– Я? Ни в коем разе! – делано выпучил глаза тот. – Но ведь кавказцы – не славяне, правда? Это ж этнографический факт. Я просто литературно разнообразю свой текст синонимами. Как и любой другой метростроевец, я не могу быть националистом, шовинистом и прочим непотребным элементом.

– «Прочим непотребным»… – проворчал седовласый и покачал головой. – Продолжаю: «После чего лицо неславянской наружности попыталось соединить свое наречие с местным диалектом и с трудом выдало: «Бумажка пришель, проверка идет», в конце присовокупив слово, на местном диалекте означающее древнейшую женскую профессию. После этого он попросил «больше звонок на его ух не давить, так как ми занят» и захлопнул дверь. Я сделал недвусмысленный вывод: приехала комиссия, проверяет документацию и, судя по интеллектуальному развитию кладовщика, а также его знанию местного диалекта, процесс этот окажется долгим! Потрясенный и недоумевающий, я вернулся вниз и обнаружил товарища Семина, со смаком избивающего какого-то сталкера; второй подонок уже улепетывал по туннелю, вызывая по нейтринной рации подмогу. Эти позорящие звание человека индивидуумы напали на наш многострадальный обоз, пытаясь присвоить тушенку с молоком, но Семин не был согласен с таким раскладом и как бывший десантник без труда нахалов обезвредил. Не став испытывать судьбу и ожидать подкрепления противника, мы помчались на дрезине домой, и тут я понял: мы все время попадали не на «Минусинскую», а в какое-то другое место, заброшенное. Наверное, Машина опять обновила пути. И правда: мы серьезно заплутали и более суток с риском для жизни добирались потом до «Массандрагоры». В связи с вышеозначенными событиями сообщаю: товар на «Минусинскую-372» сдать не удалось, при этом неизвестными лицами негативного поведения похищены пять банок свиной тушенки и две банки говяжьей, и еще шесть были нами употреблены в качестве пищи – для поддержания силы духа и веры в Метрострой. О причинах же скисания молока ничего определенного сказать не могу. Возможно, подлые сталкеры плюнули в бидон…» – Седовласый затрясся от возмущения. – Ну это уже ни в какие ворота не лезет, молодой человек!

– Ну, понима-аете… – протянул Ганжа, размышляя, как бы ему отвертеться от всего этого, но их разговор прервали распахнувшаяся в курилку дверь и вопль перепуганного до смерти метростроевца:

– Стражи! К нам проникли Стражи!..

Все испуганно загалдели и принялись выскакивать из курилки. Матфей, тоже оставшийся из-за истории Ганжи, потащил Соломона за руку: