Добрые друзья - Джон Бойнтон Пристли

— Мотаешь на ус, Джордж? — спросил Джоби, глядя прямо перед собой, но вертя губами и быстро-быстро моргая. От такой манеры общения у его собеседников возникало чувство, будто им поверяют самые заветные тайны. — Следи за болтовней и ценами, понял? Авось скоро сам поторгуешь.

Хорошо, что он успел это сказать: минуты через две мистер Окройд точно бы его не услышал. Их сосед справа, продавец линолеума, внезапно развернул шумную рекламную кампанию. Он сразу же взмок, в торговом запале скинул пиджак и принялся яростно шлепать свои рулоны, столик, самого себя и все, что попадалось под руку. С каждой секундой он горячился все сильней: даже смотреть на него было жарко, от его криков болело горло, и покупка линолеума превращалась в акт всеобщего милосердия. «Сейчас я вам расскажу, что хочу сделать! — вопил он. — Первым делом учтите: я не продаю линолеум, я его дарю. Вот, смотрите. — Он разворачивал рулон и от всей души шлепал по нему руками. — Это не простой линолеум, а самое высококачественное напольное покрытие с изящным узором и резиновой подкладкой. Ни в одном другом магазине страны вам не продадут его дешевле чем за пятнадцать шиллингов. — Он делал резкий, сдавленный вдох и отвешивал рулону очередной тумак. — Пять шиллингов. Четыре и шесть. Четыре шиллинга. Нет, вот как мы поступим: три шиллинга и шесть пенсов, почти даром! Так, хорошо. Передай мне еще рулон, Чарли. Внимание! — Он взрывался по новой, беспощадно колотя новый отрез. — Здесь у меня три ярда, можно застелить целую лестничную площадку — никаких забот до конца жизни! Отдаю оба куска за шесть шиллингов. — Он упирался в толпу свирепым взглядом, отирал пот со лба и проводил пальцем под мокрым заношенным воротником. — Это не простой линолеум», — опять начинал он. Его голос звучал, словно последний крик разума в бушующем мире сомнений и страха. Посмей кто-нибудь сказать, что линолеум самый что ни на есть простой, торговец, пожалуй, в тот же миг сгинул бы в клубах дыма и языках пламени.

За столиком слева стоял профессор. Он хмуро буравил взглядом трех мальчишек, замерших в ожидании представления. «Знаете ли вы свою судьбу?! — вопрошала табличка. — Профессор Миро знает! Что пророчат нам звезды? Судьба! Воля! Личность! Уникальный шанс!! Не пропустите!!!» Увы, темные тайны судьбы пока не занимали добрых жителей Рибсдена, оживленно болтающих и торгующихся в ярком свете дня. Возможно, час профессора настанет позже, когда на город, маня за собой шайку привидений, спустится ночь. Пока же он стоял в благородном молчании и без особого успеха пытался запугать мальчишек видом своих внушительных бровей. В руках у него был сверток с разноцветными бумажками.

Второй сосед профессора, широколицый, безупречно одетый юноша в очках, похожий на спятившего банковского служащего, шумел не хуже торговца линолеумом. Никто не понимал, что он продает и продает ли вообще. Потрясая перед публикой простыми конвертами, он без конца поминал некоего Уолтерса из Бристоля.

— Когда мистер Уолтерс из Бристоля, — ревел он с таким гордым видом, словно хвастал дружбой с премьер-министром, — вручал мне эти конверты, он сказал, что в каждом из них лежит по банкноте, и я должен продать их вам исключительно в целях рекламы. Мы с мистером Уолтерсом знали, что ничего не заработаем. Но это хорошая реклама. Когда мистер Уолтерс из Бристоля говорит, что в конвертах лежат банкноты, я ему верю. Он не стал бы гонять меня почем зря. — И так, потрясая таинственными конвертами, он продолжал увещевать публику.

После полудня к Джоби подошел профессор.

— Мистер Джексон, я хотел спросить, — доверительно прошептал он, — не найдется ли у вас шиллинга. Вечером отдам…

Джоби кивнул в сторону кабака:

— Туда собрались?

— Да, хотел немного… э-э…

— Пойдемте со мной, перфессер, — перебил его Джоби. — Ну-ка, Джордж, подменишь меня ненадолго? Скоро вернусь.

Так мистер Окройд остался за главного. До возвращения Джоби он успел продать красного аиста на деревянной ноге, полицейского с жезлом и отечного младенца цвета креветки. За все он выручил четыре шиллинга, из которых чистая прибыль составила не меньше полукроны. Дело было выгодное.

Час спустя вернулся Джоби с бутылкой пива и двумя мясными пирожками.

— В кабаке сейчас не протолкнуться, так что держи. Кончай работать, пожуй да прогуляйся. Что продал?

— Птаху, бобби и малявку, четыре шиллинга за все.

— Да ты поэт, черт тебя дери! — добродушно воскликнул Джоби. — Перфессер еще там. Теперь уж до закрытия не выйдет, как пить дать. Протянули ему руку помощи, ничего не скажешь. Когда я уходил, он пятую кружку уговаривал, и все задарма. Смышленый малый, перфессер, ему и ведро бесплатно нальют. Да только не хотел бы я увидеть тех белочек да прочих зверей, каких он по вечерам видит.

Когда мистер Окройд прикончил пироги и пиво, обошел ярмарку, прогулялся по городу и вернулся покурить с Джоби, почти настало время вечернего чаепития.

— До шести всего ничего, — сказал ему Джоби. — Ты уж поторгуй малость, а я пойду гляну на фургон, глотну Рози Ли да перекинусь словечком с приятелями. Не забудь про обезьянок за два шиллинга — с них самый навар, мне они девять пенсов стоили.

Вокруг торговца линолеумом и друга мистера Уолтерса из Бристоля собрались изрядные толпы, а вот резиновые игрушки перестали продаваться. На них никто и не смотрел — отчасти потому, что смотреть на соседей мистера Окройда было куда увлекательней. Вопросы, которые ему задавали, касались исключительно самого Джоби, а не его товара.

— Здорόво! Тут ведь Джоби Джексон торгует? Где это он?

— Пошел прогуляться, — отвечал мистер Окройд, и спрашивающий уходил.

Так было несколько раз, и мистер Окройд понемногу стал осваиваться в этом кругу странствующих коллег. Однако дальше дело не пошло. Волна, так мягко и уютно несшая его последние сутки, вдруг обернулась против него. Один такой коллега, бесцельно бродивший между лотками и палатками, вдруг заметил резиновые игрушки и уставился на мистера Окройда. Тот уставился в ответ и пришел к выводу, что вид коллеги ему неприятен. Простояв минуту или две, незнакомец подошел ближе и налитыми кровью глазищами осмотрел лоток, плакаты, резиновых кукол и их настороженного продавца. Он был высокий и крепкий: широченные плечи обтянуты грязной футболкой, а выступающая квадратная челюсть покрыта трех- или четырехдневной щетиной. Всем своим видом он говорил о том, что проснулся с очень сильного похмелья в очень скверном расположении духа. Вскоре на его лице начали проявляться признаки интеллекта, но зрелище это было не из приятных.

Первым молчание нарушил мистер Окройд: он был уже не в силах терпеть этот пытливый взгляд.

— Куклу присматриваешь, друг? — спросил он с натянутым добродушием во взгляде и голосе.

— Куклу! — презрительно фыркнул здоровяк. — Я что, похож на любителя паршивых кукол, а? — Ни с того ни с сего он рассвирепел, как бык, увидавший красную тряпку. — Где этот… — И он покрыл отлучившегося Джоби таким количеством непечатных слов, что даже привыкший ко всему мистер Окройд пришел в ужас. — Где он? Отвечай! — Здоровяк с размаху бухнул кулаком по лотку, так что все висевшие на нем обезьянки, аисты и полисмены затанцевали, и вплотную подошел к мистеру Окройду.