Черная кровь справедливости - Андрей Денисенко

Следы побоища начинались на опушке и постепенно спускались к воде. При виде того, что осталось на прибрежном песке, Таута вырвало. Остальные некоторое время стояли неподвижно, глядя, как легкий речной ветерок шевелит перемешанные с бесформенными кусками плоти лоскуты одежды и клочья волос.

У самой воды, на буром от крови песке, лежал общинный магиер Арнюс.

– Они отчаянно сопротивлялись. – Опершийся на дубину Тонбен шумно сглотнул.

– Но вряд ли долго, – проронил Корон. – Тварь в ярости. Здесь нет ни одного целого тела.

Стараясь не наступать на человеческие внутренности, Корон и Одиночка приблизились к останкам Арнюса. Наклонившись, Одиночка осторожно перевернул труп на спину. Открывшаяся картина заставила их отшатнуться: лица у Арнюса не было совсем, а тело сверху вниз пересекала ужасная рваная рана.

– Чем же его… так… – прошептал Таут.

Корон пожал плечами.

– Когтями, скорее всего. Или его же собственным мечом. Теперь это не имеет значения.

Одиночка снова наклонился, разжимая кулак мертвеца, затем выпрямился и что-то протянул замолчавшему магиеру. Корон поднес находку к глазам. Несколько длинных светлых волос. Ветер подхватил их и понес к речной глади.

– Женщина. – Старик Таут был готов лишиться чувств. – Рыбаки говорили, но…

Корон горько усмехнулся. Усмешка вышла нехорошая, похожая на гримасу боли.

– Женщина? Она была ею когда-то. До того, как вернулась демоном. И пока мы не узнаем, кто сделал с ней ЭТО, тварь будет непобедима. Ты понимаешь меня, мастер Таут?

– Да… да. – Старик снова вгляделся в останки и сделал судорожное усилие, чтобы удержать желудок на месте.

– В таком случае мы возвращаемся немедленно. И ты, мастер, сделаешь то, что надо было сделать давно. Ты дашь нам общинную книгу рождений!

– Я… конечно, магиер. Конечно. – Опустив плечи, старик пошел к лошадям. Он мог бы рассказать магиеру и без книги, но… У старого головы были свои представления об общинной чести. Пусть уж магиер узнает все сам. А он… он был не в силах это сделать. Не в силах…

Корон поправил перевязь меча и задумчиво посмотрел вслед уходящему Тауту.

– Знаешь, в чем главная проблема, Денит? С тварью давно было бы покончено, если бы не хваленая общинная честь. Старику явно есть что рассказать, но он деревенский голова, и честь общины превыше всего, даже человеческих жизней. Глупо…

Одиночка только невозмутимо пожал плечами.

Корон получил книгу рождений сразу, как только они вернулись в деревню. Мальчишка, принесший ее, добавил, что мастер Таут заболел и слег.

Они расположились за большим обеденным столом. Себер Тонбен принес густого южного вина, магиер принялся за изучение книги. Раскрыв фолиант и водя пальцем по строчкам, он что-то бормотал себе под нос, записывал, затем возвращался на несколько страниц назад, сравнивал, снова читал, шаг за шагом вникая в запутанную паутину рождений, свадеб, смертей и знаменательных событий.

Себер Тонбен и Одиночка устроились неподалеку, не забыв придвинуть поближе пузатый кувшин. Обоим хотелось выпить, чтобы забыть виденное у реки. Одиночка вообще полагал, что последние дни могли бы сложиться и получше.

– Скажи, воин, – вполголоса спросил Тонбен, – что хочет увидеть мастер Корон в книге рождений?

– Сказать по-правде, хрен его знает. – Одиночка в задумчивости покосился на магиера, внимательно изучающего блеклые записи на пожелтевших от времени страницах. – Может, он и сам не знает точно. Наверное, упоминание о колдунах. Поверь мне на слово, друг Тонбен, колдуны всегда оставляют следы. А уж как след найдется, и я подоспею… с секирой.

– А мне сдается, он напрасно тратит время. – Тонбен осуждающе качнул головой. – Что может быть там важного? Кто-то умер, кто-то родился. И никакого колдовства.

– Корон никогда не ошибается. – В глазах Одиночки мелькнул зловещий огонек. – Этот демон не порожден тьмой сам по себе. Жила себе баба, жила, померла тихонько. А колдун ее р-р-раз – и вытащил из могилки. Иди, мол, загрызи кого-нибудь.

Одиночка помолчал, потом поднял палец.

– Корон ищет этого колдуна. Если логово где-то неподалеку, точно найдет, он умный. А когда магиер возьмет след… быстренько закончим дело.

– Вот оно как… – Тонбен нахмурился. – Если в книге есть какие-то записи о колдуне или случаях колдовства в общине, значит… значит, Таут не может не знать! И… молчит?!

– Честь общины, – спокойно произнес Корон, отрываясь от исписанных страниц. – С теми, кто укрывает черных колдунов, закон лендлордов суров. В вашем случае пятно ляжет на всю общину.

– Но люди умирают, – тихо напомнил Тонбен.

– Таут не станет помогать. Все просто: люди или честь. Он сделал свой выбор.

– Но колдун всегда оставляет следы? – переспросил Тонбен.

– Например, они слишком долго живут. Два, три века, иногда больше. Значит, колдуном может оказаться кто-то, родившийся слишком давно и живущий до сих пор. Или человек, надолго уезжавший из этих мест, а затем вернувшийся. Или тот, о ком ходили недобрые слухи, – все может послужить нам знаком.

Глаза магиера недобро сузились. Помедлив, он вновь углубился в старый фолиант. Перед ним снова оживали давно умершие люди, чередой замелькали забытые события, пролетало запечатленное на бумаге Время. И где-то среди этих потускневших строчек затаился тот, кто создал тварь.

Час шел за часом. Минул полдень, прошло время обеда. Сумрачный день близился к вечеру. Над рекой висела гнетущая тишина. Тихо было на деревенских улицах, замерших в немом горе и скорби по всем погибшим. Тихо было в комнате, где сидели трое.

Тонбен и Одиночка уже успели распить кувшин вина и перекусить. Корон, отказываясь от обеда, продолжал изучать книгу рождений.

Снова потянулись часы. И лишь тогда, когда солнце, так и не появившись из-за туч, опустилось за лес, магиер вдруг отодвинул фолиант и откинулся на спинку стула.

– Я нашел его, – бесцветным голосом проронил он. – Краул Ренбежд. Его возраст сейчас – сто пятьдесят два года. И он до сих пор жив.

– Не может быть… – пробормотал Тонбен.

Корон пожал плечами.

– Так записано в книге рождений. А она ведется очень аккуратно, не правда ли? Здесь есть запись о том, что в общине родился мальчик по имени Краул. Я просмотрел все – он не умирал.

– Я же знаю его. – Тонбен растерянно развел руками. – Это совершенно безобидный старик, старый и немощный! Правда, он живет не в самой деревне, а неподалеку, отдельно. Неужели ему действительно полтора века?!

– Может, с записями напортачили, – заметил Одиночка. – Полтора века, говоришь? Самое время впадать в маразм и творить гадости. Старый, немощный и гадкий, а?