Морпех. Зеленая молния - Иван Басловяк

– А муку порченую выбросили?

– Конечно, сразу же, вместе с мешками за борт побросали.

– Хорошо, – сказал молчавший до сих пор князь, наконец-то справившийся со своим куском солонины. – О делах – завтра, а теперь тушить свет и спать.

Утро началось как обычно, с топота ног и зычных команд. Быстро одевшись, я вслед за князем выскочил на палубу. Ветер посвежел и уже не так ласково касался тела. Кое-где на небе появились тонкие облака. Птицы, до того парившие в вышине, опустились ниже, а некоторые вообще сели на воду. Капитан дон Мигель стоял на квартердеке. Я поднялся на галеон. Там уже вовсю кипела работа. Подгонять боцману, а ныне временному капитану Рамону Лысый Череп, никого не приходилось. Всем хотелось быстрее добраться до тихой гавани, получить приличные деньги с добычи и отдохнуть на берегу. Из трюма доносились звуки работающей помпы.

Я прошёлся по палубе. Поднялся на квартердек, огляделся. Следов прежнего разорения уже не наблюдалось. Обломки рангоута собраны и сложены аккуратным штабелем между фок– и грот-мачтами. Обрывки такелажа так же были по-хозяйски смотаны, связаны и уложены. Мы слишком далеко от производителей канатной продукции и в нашем хозяйстве всё пригодится. А дерево пойдёт в печку, кашу варить.

– Капитан! – окликнул я Рамона. Тот не отреагировал на мой зов.

– Дон Рамон, капитан! – вновь окликнул я боцмана каракки. Теперь он меня услышал. Быстро поднялся на квартердек и встал передо мной.

– Приветствую на борту галеона «Решительный», кабальеро! – начал он доклад. – Восстановить фок– и грот-стеньги и вторую бизань-мачту нет возможности, подходящего дерева и резона. Будем довольствоваться двумя прямыми парусами – фоком и гротом, которые обеспечат нам ход. Их сейчас навешивают на реи. Косыми парусами, уже установленными на уцелевшей бизани, будем маневрировать. Такелаж поправлен. Рулевое управление осмотрено, опробовано. Воды в носовом трюме не прибавилось. Но и сильно не убавилось, хотя матросы и твои стрельцы вели откачку всю ночь. Корпус сильно оброс водорослями, так что на хорошую скорость рассчитывать не приходится. Корабль сможет начать движение ближе к вечеру.

– Быстро вы управляетесь, дон Рамон, – с уважением в голосе произнёс я. – Дон Мигель сказал, что только завтра в путь тронуться сможем.

– Дон Мигель не учёл некоторые факторы, которые помогли мне справиться с ремонтом быстрее, – с лукавой улыбкой произнёс Рамон. – Я взял на галеон только лично мной проверенных людей, которых не надо подгонять и постоянно контролировать. Они отличные моряки и знают, для чего и за что работают.

Он немного помолчал, окинул корабль цепким, всё замечающим взглядом, и неожиданно спросил:

– А правду люди говорят, что ты, дон кабальеро, с Богом беседовал так же, как мы сейчас с тобой беседуем?

Я опешил от такого вопроса испанца. То, что я сутки был «совсем мёртвый», даже не дышал, и сердце не билось, знали практически все. Но то, что я с Богом разговаривал, знал лишь русский комсостав! И откуда дровишки? Наши проболтались или ихние подслушали?

– Ты задал сложный и одновременно простой вопрос, дон Рамон, – медленно произнёс я. – Мы все разговариваем с Богом. Во время молитвы или когда просто произносим имя Его в обыденной обстановке. Правда, не всегда Он нам отвечает. А встречаться с Ним вот так, в живую, могут только святые праведники. Я к ним не отношусь. Нам, воинам православным, после сечи три дня в церкви к причастию подходить нельзя, так как кровь на нас человеческая. А ты говоришь – Бога лицезреть! Грешен я зело для этого. И то, что Он меня той молнией за грехи мои не убил, а только предупреждение сделал и обратно к жизни вернул, показывает, как бесконечна доброта Его! Говорил Он со мной или нет – я не помню, к сожалению. Но славить имя Его буду всегда!

Я истово перекрестился. Рамон сделал то же самое, но не с таким рвением, какое выказал я. Поверил он мне или нет, не знаю. Скорее – нет. Человек явно умный. Интересный даже очень. Считай, простой матрос, а речь грамотная, правильно построенная, словарный запас приличный. Я несколько раз проходил мимо или стоял недалеко от боцмана, разговаривавшего с донами и матросами, слышал его речь, сравнивал, и сравнения были не в пользу его собеседников. Он их всех грамотнее!

Теперь этот его вопрос.

Он явно что-то знает. И что-то скрывает.

Установку парусов и перетяжку такелажа, как Рамон и обещал, закончили, когда солнце чуть коснулось своим краем горизонта. Наступал вечер, и пускаться в путь решили с утра пораньше. Срабатываться новым командам всё же лучше при свете дня. Да и посмотреть надо, как калека будет себя вести под парусами. На рассвете, лишь только первые лучики встающего из волн океана солнца стали разгонять ночную тьму, отшвартовались, выстроились в оговорённом порядке и пошли на юг, к устью Рио де Ла-Плата. Ничем примечательным этот день не отметился. Идём потихоньку, солнышко светит, ветер попутный. Паруса установлены «бабочкой». Так называют расположение парусов у идущего по ветру судна, когда фок находится на одном галсе, а грот – на другом, то есть в положении, при котором фок развернут в одну сторону, а грот – в другую. Меня Рамон просветил, когда я первый раз увидел такую постановку парусов.

Итак, первый день нашего плавания на галеоне-инвалиде подходил к концу. Океан своим Бразильским течением помогал двигаться в нужном направлении. Пассат сильно и ровно надувал паруса. Перед началом автономного плавания с бригантины и каракки получили немного продуктов. Кашеварил стрелец, уверивший меня, что умеет это делать и пообещавший вкусный ужин. Пожуём – узнаем. Матросы отдыхали, а мои стрельцы вкалывали на откачке воды из трюма. Её уровень хоть и медленно, но понижался. В неярком свете масляного фонаря уже хорошо был виден верх штабеля, сложенного из каких-то небольших ящиков. Может, и в них золото?

Я сидел в капитанской каюте. Верный эскудеро Пантелеймон расположился на сундучке в углу возле двери и мирно похрапывал, привалившись головой к переборке. А я пытался прочитать последние записи покойного капитана, больше похожие на каракули. Видимо, у него было очень плохо со здоровьем в последние дни, счёт которым он уже потерял и не писал даты. Записи сумбурны, непоследовательны. Некоторые фразы, а то и слова, не дописаны, и понять, что хотел сказать капитан, было сложно. Моё внимание привлекла одна строчка, написанная дрожащей рукой: «Они хотят стать симароннас». «Они» это, скорее всего, часть экипажа, поднявшая бунт. А вот кем они хотели стать – надо будет выяснить у Рамона. Если не забуду.

Отложив в сторону судовой журнал, я взял со стола капитанский пистолет. Красиво, даже изящно изготовленное оружие, с посеребряным кремнёвым замком и золотыми накладками в форме каких-то цветов на рукоятке, удобно легло в руку. Тонкий ствол сантиметров двадцати покрыт золотой вязью арабского письма, мной узнанной и, что уже не удивляло, прочитанной. «Нет бога, кроме Аллаха, и Магомед пророк его». Покойный капитан знал толк в оружии. Шпага и стилет из Толедо, пистолеты и найденное мной под кроватью ружьё – откуда-то с Востока. Из Турции, скорее всего. Только там делают такие лёгкие, красивые, небольшого калибра, но дальнобойные и очень точные огнестрелы. Ну, и вычеканивают на них суры из Корана.