Слуги Темного Властелина - Р. Скотт Бэккер

Старый советник кивнул, мельком взглянул на императора. Глаза у советника были встревоженные.

«Не строят ли они заговор? Может, это предательство?» Однако Ксерий отмахнулся от этой мысли – она приходила на ум слишком часто, чтобы ей доверять.

Будто догадавшись о причине его рассеянности, Истрийя обернулась к старому советнику.

– А ты что скажешь, а, Скеаос? Что ты скажешь о ребяческой жадности моего сына?

– Жадности?! – вскричал Ксерий. Ну зачем, зачем она его так провоцирует? – Ребяческой?!

– А какой же еще? Вы расточаете дары Блудницы. Сперва судьба дарует вам этого Майтанета, а вы, вопреки моим советам, пытаетесь его убить. Для чего? Потому что он – не ваш! Потом она предоставляет вам Священную войну, молот, которым можно сокрушить врага нашего рода! Но она не ваша – и вы пытаетесь погубить и ее тоже. Это ребяческая истерика, а не интриги многомудрого императора.

– Поверьте, матушка, я стремлюсь не погубить Священную войну, но приобрести ее! Заморские псы подпишут мой договор!

– Да, подпишут – вашей кровью! Или вы забыли, что бывает, когда пустое брюхо объединяется с фанатичной душой? Это воинственные люди, Ксерий! Люди, опьяненные собственной верой. Люди, которые, столкнувшись с оскорблением, действуют. Или вы и впрямь ожидаете, что они стерпят ваше вымогательство? Вы рискуете империей, Ксерий!

Рискует империей? Отнюдь. На северо-западе империи лишь немногие нансурцы осмеливались жить в виду гор – так страшились они скюльвендов, – а на юге все «старые провинции», принадлежавшие Нансурии в те дни, когда она пребывала в расцвете сил и величия, ныне томились в рабстве у язычников-кианцев. В древле завоеванных ею землях ныне грохотали барабаны фаним, созывая людей на поклонение Фану, лжепророку. И крепость Асгилиох, которую древние киранейцы возвели для защиты от Шайгека, ныне снова сделалась пограничной. Он рискует не империей, а лишь видимостью империи. Империя – выигрыш, а не заклад.

– Ваш сын, по счастью, не столь слабоумен, матушка. Люди Бивня голодать не будут. Они станут получать пищу от моих щедрот – но не более чем на день вперед. Я не намерен отказывать им в пропитании, необходимом для того, чтобы выжить, – я всего лишь не дам им припасов, необходимых для похода.

– А как насчет Майтанета? Что, если он повелит вам предоставить им эти припасы?

Согласно древнему уложению, в делах Священной войны императору надлежало повиноваться шрайе. Ксерий был обязан обеспечивать Священное воинство под страхом отлучения.

– Ах, матушка, но вы же видите, что он этого сделать не может! Ему не хуже нашего известно, что эти Люди Бивня – глупцы, и им кажется, будто сам Господь устроил так, что язычники будут повержены. Если я предоставлю Кальмемунису все, чего он требует, не пройдет и двух недель, как он двинется в поход, будучи уверен, что сумеет разгромить фаним с помощью одного своего вассального войска. Майтанет, разумеется, станет изображать возмущение, но втайне он будет мне благодарен, зная, что это дает Священному воинству время собрать силы. А иначе отчего бы он повелел войскам собираться под Момемном, а не под Сумной? Уж не затем, чтобы облегчить мою казну! Он наперед шал, как я поступлю.

Императрица ответила не сразу, окинув его одобрительным взглядом сузившихся глаз. Кому, как не этой змеиной душе, было оценить тонкость подобного маневра!

– Но значит ли это, что вы играете Майтанетом или Майтанет играет вами?

Ксерий мог теперь признать, что в предыдущие месяцы недооценивал нового шрайю. Но больше он этого демона недооценивать не станет.

Ксерий сознавал, что Майтанет понимает: Нансурия обречена. Последние полтораста лет все подданные Нансурии, которые знали достаточно много и были достаточно близки к власти, непрерывно ожидали катастрофы: вестей о том, что племена скюльвендов объединились, как встарь, и неудержимо несутся к побережью. Именно так пали киранейцы две тысячи лет тому назад, а еще через тысячу лет Кенейская империя. И таким же образом падет и Нансурия – Ксерий был в этом уверен. Но что всерьез ужасало его, так это перспектива неизбежного конца в сочетании с Кианом, языческой страной, которая набирала мощь по мере того, как нансурцы угасали. После того как уйдут скюльвенды – а они уйдут, скюльвенды всегда уходили, – кто помешает кианским язычникам стереть с лица земли замутившуюся кровь киранейцев, вырвать Три Сердца Божиих: Сумну, Тысячу Храмов и Бивень?

Да, этот шрайя хитер. Ксерий уже не жалел, что подосланные им убийцы потерпели неудачу. Майтанет дал ему молот, коему нет равных: Священную войну!

– Нашего нового шрайю, – сказал он, – сильно переоценивают.

«Пусть себе думает, что это он играет мною».

– Но для чего вам это, Ксерий? Предположим даже, предводители Священного воинства пойдут на то, чтобы удовлетворить ваши требования. Но не думаете же вы, что они станут проливать свою кровь, чтобы вознести солнце империи? Даже если кто-то и подпишет ваш договор, он все равно не имеет смысла.

– Имеет, матушка. Даже если они нарушат свои клятвы, договор все равно имеет смысл.

– Но почему, Ксерий? Для чего вам этот безумный риск?

– Ну же, матушка! Неужели вы настолько постарели? На миг он испытал непривычное озарение – как все это должно выглядеть с ее точки зрения: меркантильное и оттого из ряда вон выходящее требование, чтобы любой военачальник, собирающийся участвовать в Священной войне, подписал его договор; самая могучая армия, какую нансурцы смогли собрать в этом поколении, отправлена не против язычников-кианцев, но против куда более древнего и непредсказуемого врага, скюльвендов. Как должны ее раздражать хотя бы два этих факта! В таких тонких планах, как его, логика никогда не лежит на поверхности.

Ксерий был не настолько глуп, чтобы полагать, будто он равен своим предкам мощью рук либо силой духа. Икурей Ксерий III не был глупцом. Нынешний век – иной, и иные силы призваны участвовать в событиях. Великие люди дня сегодняшнего обретают оружие в других людях и в точных, тонких расчетах событий. Ксерий теперь обладал и тем, и другим: его молодой да ранний племянник Конфас и Священная война безумного шрайи. Эти два орудия помогут ему отвоевать прежнюю империю.

– В чем же состоит ваш план, Ксерий? Вы должны мне все рассказать!

– Мучительно, не правда ли, матушка: стоять у самого сердца империи и быть глухой к его биению – когда ты всю жизнь играла на нем, точно на барабане?

Но вместо вспышки ярости она внезапно раскрыла глаза – на нее снизошло откровение.

– Договор – всего лишь повод! – ахнула она. – То, что должно спасти вас от отлучения, когда вы…

– Что – «когда я», матушка? – Ксерий нервно огляделся: их окружала небольшая толпа. Место было неподходящее для подобной беседы.

– Так вот почему вы отправили моего внука на смерть! – воскликнула она.

Ах, вот в чем истинная причина ее мятежного вмешательства! Ее любимый внучек, бедняжка Конфас, который в этот самый миг бродит с войсками где-то по степям Джиюнати, разыскивая ужасных скюльвендов. Это была Истрийя, которую Ксерий знал – и презирал: лишенная религиозных чувств, однако одержимая мыслями о своем потомстве и судьбах дома Икуреев.