Визит лейб-медика - Пер Улов Энквист

— Она не в опасности.

— Мы слышали иное.

— Тогда перестаньте слушать.

Внезапно с дворцового двора послышались дикие крики. Струэнсе вздрогнул и подошел к окну. Его взору предстал король Кристиан VII, игравший со своим пажом. Кристиан изображал скаковую лошадь, маленький негритенок сидел у него на спине, с диким криком размахивая кнутом, а Его Величество полз вперед на четвереньках.

Струэнсе обернулся, но было поздно. Французский посланник последовал за ним к окну и все видел. Стиснув зубы, Струэнсе задернул шторы.

Но ситуация была предельно ясной.

— Господин Струэнсе, — сказал французский посланник с презрением и яростью в голосе, — я не идиот. Как и мой король, как и другие правители Европы. Я говорю это с прямотой, которую вы так цените. Вы играете с огнем. Мы не позволим, чтобы в этой поганой маленькой стране вспыхнул большой, все истребляющий революционный пожар.

Затем — аккуратный поклон, как и подобает.

Ситуация там, во дворе, была предельно ясной и очевидной. От этого было никуда не деться.

Был ли это самодержавный правитель с факелом разума в руке? Или безумец? Что ему было с ним делать?

Нет, что ему было делать с Кристианом, он не знал.

Проблема все время росла. В конце концов, это сделалось вопросом, ставившим, казалось, под сомнение и его самого. Был ли он именно тем человеком? Или же в нем самом тоже горел черный факел?

За неделю до появления при дворе маленького негритенка-пажа Струэнсе охватило отчаяние. Быть может, должен был заговорить голос рассудка. Быть может, разумнее было бы предоставить Кристиана болезни, позволить тьме поглотить его.

Мог ли из тьмы черного факела возникнуть свет? Ведь разум должен был стать тем рычагом, который следовало подвести под основы мироздания. Но при отсутствии твердой уверенности? А если разум не найдет точки опоры?

Но он ведь любил этого ребенка. Он не хотел бросать Кристиана, который, возможно, был одним из лишних, одним из тех, кому не было места в этом великом плане. Но разве лишние не были тоже частью этого великого плана?

Разве не ради лишних этот план создавался?

Он много размышлял над своей нерешительностью. Кристиан был ущербным, его душа была тронута холодом, но в то же время его власть была совершенно необходима. Чего же он сам жаждал или чем, во всяком случае, сейчас пользовался? Болезнь Кристиана создавала пустоту в самом центре власти. Туда-то он и явился с визитом. Должна была существовать возможность спасти и мальчика, и мечту об измененном обществе.

Так говорил он себе. Не зная при этом, защищает ли он в первую очередь Кристиана или же самого себя.

Образ черного факела, излучавшего тьму, не оставлял его. В душе юного монарха горел черный факел, это он теперь знал, и свет этого факела, казалось, гасил разум. Почему этот образ не оставлял его в покое? Возможно, и в нем самом тоже существовал черный факел. Нет, наверное, нет.

Но что же там тогда было?

Свет, пожар в прериях. Это были такие красивые слова.

Но Кристиан был светом и возможностью, и одновременно черным факелом, тьма от которого распространялась по всему миру.

Неужели таков и есть человек? Возможность и в тоже время черный факел.

Когда-то, в одно из своих светлых мгновений, Кристиан говорил о цельных людях; сам он цельным не был, сказал он. У него было много лиц. Потом Кристиан спросил: есть ли в государстве разума место таким, как я?

Такой простой, наивный вопрос. Но он внезапно опечалил Струэнсе.

Должно было быть место и для Кристиана тоже. Разве не ради этого все делалось? Разве не именно поэтому перед Струэнсе должна была открыться щель в истории; разве это не было частью доверенного ему?

В чем же тогда заключалась его задача? Он так и видел себя в глазах потомков немецким врачом, нанесшим визит в сумасшедший дом.

Врачом, которому выпала миссия?

«Визит» было более подходящим словом, чем призвание и поручение. Да, именно так он и начинал думать. Это созревало в нем. Визит, выполняемое им поручение, поставленная перед ним задача, открывавшаяся в истории щель; и он должен был протиснуться туда и затем исчезнуть.

Об руку с Кристианом. Быть может, важным было как раз это. Не бросить Кристиана. Человека, у которого было много лиц, который не был цельным, и в чьей душе все сильнее горел черный факел, распространяя повсюду тьму.

Мы вдвоем, думал иногда Струэнсе. Великолепная пара. Он, со своим черным факелом, распространяющим тьму, и я, с моим пониманием и жуткой боязнью, которую я так ловко скрываю.

И эти двое должны подвести рычаг под основы мироздания.

Он знал, что ему не следовало разрешать делать этот подарок.

Маленький негритенок был игрушкой. Королю были нужны не игрушки; это придавало ему неверное направление, как плохо направленный удар — биллиардному шару.

Причиной, по которой — как ему позднее думалось — он «сдался», было событие, произошедшее в первую неделю июня 1770 года.

Кристиан начал ходить за ним, как собака: непрерывно болтающая, преданная или просто молчаливо взывающая. Необходимо было что-то сделать, чтобы вырвать Кристиана из этой летаргии. Поэтому Струэнсе решил, что они предпримут поездку, небольшую, не по европейским королевским дворам, а в действительность. Действительность вызволит Кристиана из его меланхолии. Поездка пройдет по датской сельской местности и создаст королю представление о положении датских крепостных крестьян; но настоящее и без прикрас, без «придворщины», без предварительного оповещения этих крепостных о том, что король находится поблизости и изучает их жизнь.

Поэтому поездку следовало предпринять инкогнито.

Накануне поездки, план которой был принят королем без возражений, поскольку об истинной цели его не проинформировали, да она и едва ли его заинтересовала бы, слухи об этом плане все-таки просочились наружу. Это привело к бурному разрыву с Рантцау, который к тому времени, похоже, вновь отвоевал себе положение при дворе, вновь пользовался благосклонностью короля и считался одним из ближайших друзей Струэнсе.

В то утро Струэнсе находился возле конюшни, чтобы совершить раннюю прогулку верхом; дело было сразу после восхода солнца. Он оседлал лошадь и выехал из ворот, но здесь его, ухватившись за уздечку, поймал Рантцау. Струэнсе с некоторым раздражением спросил, чего он хочет.

— Насколько я понимаю, — с трудом сдерживая ярость, сказал Рантцау, — многого хочешь как раз ты. Но что это такое? Что ЭТО такое? Короля потащат к крестьянам. Чтобы посещать не влиятельных особ и тех, кто понадобится нам для наших реформ. А крестьян. Чтобы увидеть… что?

— Действительность.

— Ты пользуешься его доверием. Но ты на пути к тому, чтобы совершить ошибку.