Суховей - Игорь Стенли

Окончательно простившись с командором, мы отчалили на заметно просевшем под нашим весом судне. Через несколько секунд силуэт Ерёменко растворился во тьме. Лодка пошла по водной глади практически бесшумно, но вполне уверенно.

– Там электромотор? – поинтересовался я.

– Да, – буркнул проводник, прикуривая сигарету. – Если кто-то курит, курите сейчас, потом будет нельзя.

– Мы не курим, – сообщил я и спросил: – А что за река?

Ответа не последовало.

– Что за река, спрашиваю? – повторил я чуть громче, обернувшись.

– Сиди спокойно, не рыпайся, мешаешь – отрезал Кузьмич. – Это Охта.

Двигатель не хотел заводиться. Наш проводник раз за разом дёргал шнур ручного стартёра и был близок к тому, чтобы потерять самообладание и перейти на мат и пинки. А мы с Викой уже разместились с вещами на лавках небольшой дрезины, ожидавшей нас в слабоосвещённом тоннеле.

В это подземелье мы попали крайне экзотическим способом, который до сих пор не укладывался в голове. Пройдя вниз по Охте, которая то широко разливалась, то сужалась до нескольких метров, заставляя пригибаться под нависавшими с берегов деревьями, мы вышли в Неву, прямо напротив Смольного. Дальше под прикрытием набережной поднялись вверх по течению, достигнув разведённого Большеохтинского моста. И преодолев реку параллельно ему, пристали к спуску с набережной, где нас ожидал незаметный человек в таком же, как у нашего проводника, плаще. Он помог нам сойти и разгрузиться, а затем сел в лодку и ушёл вниз по течению. Теперь и без того сюрреалистичное путешествие превратилось в остросюжетное приключение. Мы скрытно поднялись на набережную, и проводник, еле слышно звякнув ключами, отворил незаметную узкую дверцу в стойке моста при въезде. При других обстоятельствах я бы в жизни её не заметил, а теперь мы протискивались в узкий проход, где вниз уходил колодец с лестницей в виде вмурованных в стену скоб. Здесь я наконец понял возмущение проводника относительно нашего багажа: Викин чемодан с трудом пролез в небольшую шахту. Спустившись, мы углубились в сеть таинственных коридоров и тамбуров, по которым Кузьмич уверенно прокладывал путь, открывая и закрывая гулкие и скрипучие металлические двери и решётки. К чести Вики, она за всё время странного, а порой и опасного пути ни разу не выказала каких-либо эмоций и не проронила ни слова. Шла уверенно, ни за что не цеплялась и не спотыкалась. К счастью, марш по лабиринтам длился не так долго, как ожидалось, и вот мы вышли в тоннель, где и натолкнулись на архаичное транспортное средство.

Небольшой дизель завёлся после десятка-другого попыток, чихнув густым солярочным выхлопом и неприятно затрещав. Этот шум, казалось, разнёсся по всей подземной системе, какой бы она ни была, потревожив её мрачную сущность.

Проводник взобрался на место машиниста (снова позади нас), и тележка тронулась: пошла небыстро, громыхая на стыках и периодически скрипя колёсами. Я уж было собрался нарушить молчание, повисшее со времён речной прогулки, и поинтересоваться, что это за катакомбы, как вдруг почуял знакомый ветер метро. Ещё через мгновение узкие своды разошлись, и дрезина выкатилась в более просторный тоннель, где причудливо переплетались железнодорожные пути. Метро. Только сейчас я обратил внимание, что колея, по которой шла дрезина, была заметно уже основной. Некоторое время узкоколейка тянулась параллельно ветке, и мы вертели головами, рассматривая скрытые от большинства недра метрополитена. Затем рельсы снова свернули в узкий коридор, где я вспомнил о таком понятии, как клаустрофобия. Над головами тянулась толстенная труба, от вида которой невольно захотелось пригнуться, а машинисту пришлось это сделать буквально, так как его сиденье располагалось выше пассажирских лавок. Освещение было паршивым, потянуло холодом, и я придвинулся ближе к Вике, обняв её сзади.

– Романов! – закричал Паскаль, едва завидев наш выехавший из-за очередного поворота экипаж.

Коллега стоял в ярко освещённой стенной нише и махал рукой.

– Спасибо, Андрей Кузьмич, на сегодня всё, – он пожал руку проводнику, а затем помог Вике сойти с импровизированного поезда на свою небольшую платформу. – Паскаль Бонне. Рад наконец познакомиться.

– Виктория, – кивнула девушка. – Теперь и я могу лично поблагодарить вас за помощь в моём сложном деле.

– К чему все эти условности? – сказал парень, крепко и с искренней радостью пожимая мою руку. – Все мы одна семья. И предлагаю сразу перейти на «ты».

Мы прошли в дверь, ведшую прочь из мрачного тоннеля, и Паскаль плотно закрыл за нами массивную створку, послышался лязг занявших рабочее положение засовов.

– Где мы? – поинтересовался я. – Кроме грубостей и предложений заткнуться мы больше ничего не добились от нашего проводника.

– Вы уж простите человека, – ответил Паскаль, когда мы снова поднимались на поверхность, но уже по нормальной, широкой и хорошо освещённой лестнице. – Сейчас на нервах многие, чьим семьям пришлось так или иначе покинуть город. Да и обстановка в целом далеко не праздничная. А вы находитесь теперь в главном офисе: в безопасности и под защитой Фонда. Проблема с размещением у нас решена. Остановитесь в комнатах отдыха, которые мы переоборудовали под временное жильё для сотрудников. Нас тут осталось всего девять человек, включая вас. Все используемые помещения хорошо защищены от внешнего воздействия: герметичные бронированные ставни, свой воздух, своя вода. Замкнутые системы жизнеобеспечения, генераторы – на всякий случай.

– А не могли бы мы остановиться в одной комнате отдыха? – спросил я.

– Это мы обсудим, – ушёл от прямого ответа Паскаль, – а пока можете привести себя в порядок и отдохнуть.

Обсуждение началось сразу, стоило только захлопнуться двери в комнату, где Вика осталась осваиваться в своих апартаментах. Паскаль отвёл меня к дальней стене коридора второго этажа и вполголоса заговорил:

– Слушай, это важно. Дело касается твоей подруги. Она не в безопасности даже здесь. Я проследил всю цепочку от той парочки из издательства до их истинных хозяев – и следы ведут к нам. Эти люди, кем бы они ни были, имеют отношение к Фонду.

У меня невольно перехватило дыхание. И мой взгляд, похоже, выразил всю нелепость ситуации и начавшую разгораться в связи с этим злость.

– Есть решение, не паникуй, – попытался успокоить меня собеседник, но это оказалось непросто.

– А я-то, дурак, обрадовался, развесил уши, решил, что наконец нашёл идеальный коллектив – как вы говорите, «семью», где царят любовь, дружба и взаимовыручка! Но оказывается, и тут есть свои крысы, которые не прочь сожрать человека и закусить его близкими.

– Не столько крысы, сколько отступники, и в этом здании их точно нет, – уверил меня Паскаль. – Итак, ты выговорился? Можем продолжить?

Мне не оставалось ничего, кроме как кивнуть. Хотя стоило усилий взять себя в руки.

– Павел Малтис – неслучайный человек. Он работал координатором в сфере отношений Фонда и госструктур, в частности Министерства обороны. Как ты понимаешь, деятельность организации, подобной Фонду, не может протекать скрытно от спецслужб и разведок государств. Поэтому есть «серая» зона деятельности и существуют соглашения о границах полномочий. Такие люди, как Малтис, занимаются сглаживанием углов в местах соприкосновения интересов Фонда и госорганов, неосведомлённых о наших истинных целях. Он был ответственным за ввод в эксплуатацию тех убежищ и хранилищ, что планировалось использовать совместно с военными. Данные об этих объектах являются сверхсекретными даже по нашим меркам. Они могли понадобиться кому-то, кто не имеет к ним официального доступа.