Святые грешники - Александр Лапин

А природа мстит. Ей все равно, хорошие мы или плохие! Мы просто представители доминирующего вида, который расселился по всей планете, во всех климатических зонах. И своим преимуществом, своей деятельностью просто разрушаем среду обитания. И свою. И других видов.

Как просто. И эта цивилизация, все усложняющаяся и усложняющаяся в своих проявлениях, в один прекрасный день рухнет под собственной тяжестью. Тогда-то люди, только тогда, наверное, поймут, что жили неправильно, не так, как надо.

Раньше не поймут. Только великое потрясение их материального мира заставит задуматься. А до этого они будут продолжать делать то, что делают. Производить. И потреблять. Ненужные вещи!

И конвейер этот неостановим. Истребляя то, что нам жизненно необходимо: воду, воздух, лес, запасы топлива, — мы производим то, без чего можно и нужно жить. Мы производим иллюзии. И когда-то эти иллюзии исчезнут. Может быть, даже вместе с нашим видом!»

Вспомнилась Светлана. Как она его провожала. Села на ступеньки на крыльце. Тоже задумалась. Ее плоское лицо в те минуты показалось ему измученным и старым. «А ведь она живая и веселая! Его баба. Хорошая баба! И та, которая умерла, покинула этот мир, тоже была хорошая баба! Шла за ним. Вообще, если случится катастрофа, то женщины как находящиеся ближе к природе выживут. А мужчины — вряд ли. Вот девяностые это и показали.

Впрочем, катастрофа — она и так уже идет. И Земля на нее отвечает. Землетрясения и наводнения, извержения вулканов и цунами. Что это? Это ответ планеты на наши действия. А в большей степени и на наши мысли. Мысль материальна. И тоже разрушает. А ведь Земля — она живая. И все на ней живое. Ничего мертвого нет. Камень живой. Лес живой. Звери. Деревья. Все живое.

А мы, что мы делаем с нашей планетой?

Что такое, например, нефть? Как она образуется? Никто этого не знает. Может быть, это кровь Земли? А мы сосем эту кровь. Сжигаем. И ничего не возвращаем. Вот Земля и мстит. А ведь мы полностью зависим от нее. Она наша мать…

Как сменить эту жизнь? Как сменить то, что сейчас называют словом «тренд»? Можно только сменить ход наших мыслей. Перевернуть их! Перевернуть жизненные цели большинства людей. Коммунисты не смогли этого сделать. Бились семьдесят лет. И кончили крахом.

Где та сила, которая может изменить наше отношение к природе? Ведь надо изменять ход мысли, ход техногенной цивилизации…»

Но его мысли прервались в тот момент, когда коряга, скрытая под водою, ударила в металлическое днище бата. И он едва не слетел в ледяную воду. Хорошо, что не сломал винта.

После этого происшествия он уже не задумывался о высоком. А только внимательно следил за тем, что находится под водою, под днищем его ладьи.

А вот и озеро. Названо оно от ительменского слова «ажаба» — белая рыба. Белорыбица.

Володька причалил бат к берегу. В укромном месте. Вылез в кустах. Достал бинокль. И принялся искать Ямбуя.

Медведей было немного. Для городского жителя все они на одно лицо. Но Озеров уже давно научился различать зверей. Да и у Ямбуя есть одна примета. У него оторван кончик правого уха. Видно, в драке с другим зверем. Так что не ошибешься. Тем более с таким гигантом.

Так прошел короткий осенний день.

Ночь провел в бате. А едва наступил рассвет — снова на ногах.

Сегодня медведей больше. Тут и матки с ребятишками. И одинокие подростки. И крупные, свирепые самцы. Все заняты на мелководье. Кишит вода. То там, то здесь слышен рык. Не поделили, значит, место. Или добычу.

Рыбачат. Стоят, стоят в напряженной такой, ожидающей позе. А потом — раз! И всей тушей — в воду. Только брызги летят. Через секунду уже видно: трепыхается в оскаленной пасти белорыбица с разодранным красным боком.

Любуется Озеров медвежьим миром. Но не расслабляется. И через часик удача нашла его. В одном месте у протоки задрались два бурых. Он глянул. И обомлел. Ямбуй встал на задние лапы и с ревом кинулся на крупного самца, пожиравшего на песке большую рыбину. Несколько секунд. Рёв. Удары. И он уже преследует соперника. А потом возвращается к его добыче. И торопливо пожирает ее.

«Решил не рыбачить. А просто отнять! — подумал Володька. — Показал себя. Ну, теперь, братец, от меня не уйдешь!»

И потихоньку-полегоньку стал приближаться к месту кормежки.

Но скрыто подойти по берегу невозможно. Слишком мелкий в том месте кустарник. Пришлось остановиться на неблизком расстоянии.

В общем, засел он возле медвежьей тропы, по которой зверь ходит к озеру.

Рано или поздно пойдет на ночлег.

Приготовил свой скорострельный карабин. И стал поглядывать за своим «крестником».

После полудня с озера поднялся туман. И постепенно, медленно начал наползать на окрестности. Зябко. Холодно. Но Володька опытный, терпеливый охотник. И понимает, что ни шевелиться, ни греться рядом со звериной тропой не надо.

А туман все подбирается и к нему. Заволакивает окрестности.

«Ну все, отохотился! — в расстройстве думал Озеров. — Уйдет Ямбуй в тумане. И потом ищи-свищи его!»

Достал он из кармана талисман и обратился к своему предку Кутху:

«Сделай так, чтоб туман рассеялся! Я ли тебя не холил, не лелеял, не ставил на почетное место, не смазывал ли тюленьим жиром?! Сделай! И получишь большую жертву».

Поговорили, так сказать. Пообщались.

И глядь — с озера, с другого берега, над которым высятся вдали, словно повисшие в воздухе, белые шапки вулканов, оттуда, где недавно пыхнул пеплом плоский Толбачик, потянул легкий ветерок.

Обрадовался Володька этому ветерку, что зашуршал в траве. И туман разгонит, и не даст Ямбую унюхать охотника, засевшего у тропы.

Так и случилось. Надежда его оправдалась. Ветерок, пробежавший над озером, смахнул, разорвал туман на части, на куски. А потом понес эти куски над водою, над берегами.

И для стрелка открылся обзор.

Так что в эти секунды Озеров даже без оптики разглядел, как на склоне, выходящем к берегу озера, показался силуэт медведя. Огромный рыжий мишка, прежде чем двинуться дальше, встал на задние лапы, покрутил башкою, повертел носом, принюхиваясь, приглядываясь.

Когда Володька его увидел, то сразу понял: это он. Быстро поднял карабин. Приник к прицелу. Повел стволом, отыскивая цель. В оптику по мере движения попадала трава, кусты. Потом точеный профиль птицы глухаря, сидящего на деревце. И наконец, вот он: лоснящаяся от жира туша, поджатые уши, крутые бока.

«Вышел, красавец! На выстрел!» — думает Володька, наводя перекрестье оптики в пространство под лопаткой.

Всё. Палец аккуратно лег на спусковой крючок. Он у него здесь мягкий. Володька вдохнул воздух, задержал дыхание. И-и-и…

…И тут у него в голове что-то перемкнуло. Вихрем поднялись мысли: «А почему я должен убивать его? Ведь он действовал абсолютно верно со своей звериной точки зрения. Убил в ответ на убийство медведицы с медвежатами. Фактически поступил по древнему человеческому принципу — око за око, зуб за зуб. За что же его убивать? Я бы, может, и сам таких гадов наказывал бы смертью за то, что они сделали в тайге.