Святые грешники - Александр Лапин

В общем, ладят они с хозяином леса.

* * *

Засыпает Озеров как-то неожиданно. Словно падает в воду.

И снится ему сон. Беспокойный такой сон. Будто вышел он на охоту. Зимой. Идет по тайге. На лыжах. По целине. Белой-белой на многие километры. И даже слышит шорох снега под лыжами. Шш-шш.

Проходит он лесной просекой рядом с густым-густым ельником. И чувствует, что из этого самого ельника за ним наблюдает кто-то. Или что-то. Нечто страшное и беспощадное в своей силе. А он, стараясь не поддаться страху, прибавляет ходу. Начинает бежать все быстрее и быстрее. А спиной чувствует, как это что-то гонится за ним. Неожиданно он понимает — это огромный медведь. Надо остановиться. Обернуться. Выстрелить… А не может…

И вдруг удар сзади. Все кружится. Он летит. И…

Просыпается. В холодном поту. Долго лежит. Приходит в себя… Что это было? Сон? Или явь?

Встал с лежанки. Вышел на улицу. Ночь ясная. Звезды холодные. Ключевская сопка попыхивает.

«Как Око Саурона», — подумал Володька, вспомнив фильм «Властелин колец».

Развернулся влево, туда, откуда холодным светом обдавала землю луна. И вздрогнул. На небе — две луны.

Потер глаза. Двоится, что ли? Нет. Одна из лун движется. Как будто снижается. И тут он все понял. Это не луна. Это падает боеголовка от ракеты.

Где-то в европейской части России стреляют, а боеголовка падает на Камчатку. В районе… Неважно, в каком районе. Но жители знают — тогда на небе появляется вторая луна.

Больше уснуть не смог. Все лежал. Крутились обрывочные мысли… Чуть забылся под утро. И тут же подскочил.

За окном темно. Но сумрак уже струился. Надо собираться на зорьку. На охоту. Толкнул Светлану:

— Поедешь на уток? На кормовину?

Она, сонная, села на спальный мешок. Начала одеваться. Перепутала торбаса. Правый на левый. Левый на правый…

Вышли еще в темноте. Стараясь не шуметь, сели в бат. Двигатель привычно затарахтел. Поплыли сквозь полосы утреннего тумана в сторону дальней границы участка, растянувшегося вдоль реки. Отошли на пару километров.

При подходе к берегу прямо на Володькину кепку, припудрив лицо, мягко упал густой комок пепла. Озеров не испугался. Это Толбачик-вулкан пыхнул еще с вечера. Вот и сыплются с неба его подарки.

Озеров привязал бат к стоящему на берегу дереву. И по росистой тропе они тронулись в сторону кормовины.

Шли по едва заметной в темноте тропинке. Он впереди. Светлана чуть отстала.

К удобному месту приходилось пробираться. Хорошо, что на них болотные сапоги по пояс. Но и в них бывает трудно достать ногу, которую засасывает липкая грязь.

Наконец вышли к своему привычному скрадку. Оглядываются.

На сопке Ключевской, как маяк, вспыхивает и гаснет вулкан. Здесь посередине светлое пятно воды, а вокруг темные заросли стланика.

Только остановились, присели поаккуратнее, как налетел мокрец. Это такая гадость! Мельчайшая, похожая на белую перхоть мошка. Она проникает буквально везде. В любую щелочку, на любой открытый участок кожи. И хотя они одеты по полной форме и даже руки в перчатках — мокрец все равно жжет, лезет в щели.

— Нынче потеплело! — шепчет Володька. — Не убил до конца его мороз. Вот лютует этакая гнусная дрянь!

Притихли. И вокруг тишина.

И вдруг в воздухе шелест крыльев, какой-то посвист. Летят утки. Пара.

Они разворачиваются над водным зеркалом. И вытягивая ноги, плюхаются на гладкую воду.

Садятся рядом с ними. Володька привстает и поднимает ружье. Целится.

Бух! Бах! Гром и огонь разрушают вековечную тишину лесов. Дробь хлещет струей по воде, перья задираются на утках. И те опрокидываются в воду.

Охота началась. Через пару минут воздух рассекает целая стая. Пять штук. Теперь стреляет жена. Стреляет влет. Одна утка, сбитая дробью, камнем падает на берег. Другая плюхается в воду. Переворачивается в ней. И плывет в сторону.

— Стреляй! — шепчет возбужденно Озеров. — Подранок уйдет…

* * *

Начинает светать. Лет прекращается. Надо идти собирать добычу. Володька подтягивает повыше болотные сапоги. И спускается в озеро, где на воде — то там, то здесь — лежат тушки добытой дичи. Подошвы чавкают и углубляются в илистое дно озерка так, что он боится потерять сапоги. Собирает Озеров мокрую добычу в старенький рюкзачок. И приговаривает:

— Есть чирок-свистун…. Это серая уточка… А вот и чернядь! Какая жирная! Кряква… И широкополоска есть. Богатый набор!

Жена подбирает ту дичь, что упала на берегу. Ищет с фонариком в траве. В кустах.

Наконец, уже по светлому, отягощенный добычей, он выходит на берег.

Подходит и Светлана. Бросает рядом связку дичи.

— Раньше охотились на уток просто. Выходила бригада с сетями. И когда летела стая — сети поднимали на палках. Утка попадала в сеть. Подбирали сотнями штук. А теперь вот два десятка взяли. И то хорошо, — говорит она, распихивая перистые тушки в мешок.

— Светло уже! — замечает Володька. — Пора идти.

И они след в след пошагали по едва заметной примятой траве вокруг озера.

Первой шла Светлана. Она и увидела.

На поляне за кустами что-то сереет. Подошла. И заойкала.

Володька за нею.

Прямо рядом с тропинкой, в траве лежала туша убитой медведицы. Красивая молодая матуха. Килограммов на триста. Шкура светло-песочного цвета. Лежала на спине. Отрубленная окровавленная звериная голова с желтыми клыками была рядом. Кто-то, видимо неумелый, пытался снять шкуру. Распорол мех на животе. Начал стягивать. Но не доделал. И теперь Володька воочию увидел, что тело медведицы под шкурой ослепительно-белое. Точная копия человеческого женского тела. Такие же груди. И все остальное…

Кто-то отрубил и лапы. Самую вкусную часть медвежьего мяса.

На шкуре он насчитал несколько дырок от выстрелов с близкого расстояния. Кругом бурые, засохшие на траве пятна крови.

И над тушей рой блестящих навозных мух, жуков, муравьев.

От такого зрелища Озерову на минуту даже стало дурно. Но он сдержался. И двинулся следом за женою, которая напряглась и шаг за шагом стала удаляться от места зверской расправы.

В кустах они увидели еще и двух медвежат. Один — сеголеток — застрелен выстрелом в голову. У второго, лежащего в кустах, видна только вздыбленная шерсть на загривке.

«Вот тебе и у медведей нет врагов. Они на самой вершине пищевой пирамиды», — отстраненно подумал Озеров, стволом ружья переворачивая труп животного…

А Светлана — ей неймется — чешет дальше. И уже метров через двадцать натыкается на лагерь.