Оружейница - Александр Шилов

— Продумано неплохо, — сказала я, — только вот с верхним образованием ещё не всё понятно.

— Да всё там будет нормально, — сказал Юра. — Руководство протектората понимает ведь, что связь могут и отрубить, и старается по максимуму выстроить всё здесь, а то была идея приглашать спецов с высшим из-за ленточки.

У меня ухнуло сердце, про такую возможность я и не думала! А что, если… Нет, о таком лучше даже не думать, а то накличешь!

Догадавшись по выражению моего лица, о чём я думаю, Ира тяжелым взглядом посмотрела на Юру, а потом совершенно спокойным голосом продолжила школьную тему.

— Если ты думаешь, что со школой всё так сразу и получилось, так это не так. Была парочка эпизодов…

— Что именно? — я понимала, что Ира хочет отвлечь меня, но послушать её была не против.

— Первый был ещё до меня, в тринадцатом году. Строительство тогда было в самом разгаре, все пахали, как кони. Демид с Аверьяном, те вообще крутились по тридцать три часа в сутки.

И завёлся в руководстве «эффективный менеджер». С одной стороны, всяческие косяки он выискивал дай боже, с другой — слова «снижение расходов» были для него, как мантра — больше ничего он знать не хотел, а Демид в той запарке дал ему немалые полномочия. Ну, он и «на пол намочил». Вдруг переселенцы после того, как оглядятся, начали уезжать, а за ними уже и те, кто успел обосноваться и пожить. Работы начали буксовать, Демид кинулся выяснять и схватился одновременно за голову, сердце и пистолет — наш «упал намоченный» решил «оптимизировать» расходы на образование. Оставил два класса бесплатных, а за последующие заломил плату, делавшую школу прибыльным коммерческим предприятием, это если бы люди были готовы платить. А ведь приезжали люди, выросшие в СССР! Ну они и начали голосовать ногами.

— А здесь есть ещё где-нибудь бесплатное образование? — спросила Татьяна Николаевна.

— По-разному. В основном школы содержат общины на школьный налог, но школ как прибыльных коммерческих предприятий нет, по-моему, нигде.

Ну, в общем, Демид пинками вынес этого «намоченного» и отыграл всё в нынешнем направлении. И вовремя, тот уже был готов перевести в коммерсы и медицину, включая скорую. Но устаканилось всё только на следующий год.

— А что за вторая история? — спросила молчавшая почти весь вечер Оля.

Ира с ехидцей посмотрела на Настю.

— Это было зимой с семнадцатого на восемнадцатый год, — старшие Горобцы преглянулись и захихикали. Через несколько секунд до меня дошло, и я присоединилась к ним.

Ира продолжила.

— Началось всё с трагедии. Обычно каждый дождливый сезон в Демидовске гибнет от опасной живности, в основном змей, несколько человек. Три-пять, много семь. А зимой семнадцатого погибло шестьдесят, из них пятнадцать детей! Дурной год, второго такого, слава Богу, не было. Ну и в конце зимнего сезона нарисовалась инициатива сделать мокрый сезон каникулами. Ах да, я же не сказала — каникулы у нас первый и седьмой месяцы. Ну, отучились детки всё лето семнадцатого, с началом мокрого сезона их распустили, а весной выяснилось, что половина старшеклассниц припухает помаленьку. Надо же было им чем-то всю зиму заниматься, вот они и назанимались.

Все тихо скисли от хохота.

— Вам смешно, а инициаторам, которых поимела инициатива — было совсем не смешно. Понятно, что каникулы вернули на прежнее место, и пришлось срочно решать — что делать с такой толпой будущих мамочек? До этого залётчиц родители обычно забирали из школы, и те доучивались в вечерних школах или вообще не заканчивали школу. А здесь этих девочек уже имели ввиду в смысле профобразования и будущей работы. Вот тогда и решили организовать ясельные комнаты, и с тех пор мамочки заканчивают школу обычно общим порядком.

— А папочкам будущим тогда ничего не пооткручивали за торопливость? — поинтересовался Олег Палыч.

— Если всё по согласию сторон — то нет. Подросткам про их будущее родительское предназначение долдонят чуть ли не с первого класса. Основы физиологии человека к шестому классу они уже изучили, так что считается, что к десяти годам человек уже соображает, что он делает и каковы последствия. И даже если родители потом не сходятся, оставлять без заботы своего ребёнка здесь считается крупным косяком. Не принято также «цукать» забеременевших девочек, за это с их родителями могут поговорить очень жёстко, а вот те, кто бросает новорожденных, оказываются людьми третьего сорта, и отношение к ним соответствующее.

Мы посидели ещё около часа, а потом отправились в гостиницу, выход завтра был назначен на восемь утра, и всем хотелось выспаться, всё-таки мы порядком устали за эти дни.

Три дня конвой катил по саванне. Засад, слава Богу, не было, но нас дважды накрывало дождём, а сегодня мы четыре часа ехали по мокрой от дождя дороге и только пять минут, как выскочили на сухую землю. Судя по карте, примерно через пару часов нас ждала ночёвка на очередной стоянке.

По связи прошла команда: «Колонне стоп, стоянка десять минут, потом до Демидовска — без остановок». Несколько секунд все дружно охреневали, потом голос в радиостанции слегка смущённо поправился: «Без остановок до стоянки».

Поскольку мальчики, есесно, отправились налево, мы, взяв оружие, дружно направились направо, посмеиваясь по дороге над «оговоркой по Фрейду» насчёт конечного пункта сегодняшнего дня. Нина, правда, опять попыталась «забыть» свой ППС в машине, но под нашими укоризненными взглядами вернулась и повесила его на плечо.

Предварительно осмотрев подходящее место, мы воздали ему должное и, вернувшись к машине, прохаживались и разминались перед крайним, на сегодняшний день, рывком.

Возле машин носились дети из шедшего за машиной Горобцов автобуса. Стоявшая рядом с нами Татьяна Николаевна вздохнула:

— Вот кому сейчас больше всех достаётся — детям. И ничего ведь не сделаешь — ехать надо.

Я повернулась к машине, собираясь сдёрнуть перед последним участком пути протез. Как вдруг Настя неуловимым движением взметнула к плечу карабин и прогремела трёхпатронная очередь…

Вернувшись после «размышлений в кустиках» к машине, я слушала жалобы Оли на отсиженную попу и наблюдала за носившимися вокруг нас мальками из автобуса, пользовавшимися краткими минутами свободы. Один из них остановился метрах в десяти передо мной и, вытянув ручонку, закричал: «Мама, мотли — зея!»

У меня замерло сердце — практически в створе с малышом шевельнулся почти незаметный бугорок и обрисовались очертания змеиной головы, лишь немногим уступавшей той, что в самый первый день укусила Сашин «Запорожец».

Я стала поднимать к плечу карабин, одновременно снимая его с предохранителя, успев удивиться наступившей хрустящей тишине и тому, что карабин движется медленно, как будто не в воздухе, а в тесте. Мушка подпёрла уже начавшую движение вперёд голову змеюки, я положила палец на спуск, мягко потянула и сквозь бесшумную вспышку за стволом увидела круглую ямку чуть позади змеиной головы, куда ударила пуля, поправила наводку и ещё дважды нажала на спуск, видя, как мои пули бьют в тело змеи, и её голова уходит в сторону и вниз, перекрываясь телом малыша. Я положила палец вдоль ложи и… меня ударил по ушам звук выстрела, чей-то захлёбывающийся вскрик, потом глаза затянуло белой пеленой, и я полуприсела-полуупала на землю…