Мой муж Джон - Синтия Леннон

После выступления в лондонском зале Palladium ребята дали несколько концертов в разных городах страны. Вокруг концертных залов, теперь уже неизменно, собирались истеричные толпы, проводившие ночи напролет в очередях за билетами. К концу октября «Битлз» отправились в пятидневное турне по Швеции, где молодежь безумствовала так же, как и в Англии. По возвращении в Лондон в аэропорту их встречала многотысячная толпа, несколько часов ждавшая их прибытия. Никто даже не заметил Мисс Мира, прилетевшую в то же время, а премьер — министр сэр Алек Дуглас Хоум никак не мог выехать оттуда на своем лимузине.

Еще через несколько дней «Битлз» выступили на крупнейшем эстрадном шоу года, Royal Variety, где в королевской ложе присутствовали королева — мать, принцесса Маргарет и лорд Сноудон. На том выступлении Джон произнес свою знаменитую фразу: «Те, кто сидят на дешевых местах, пусть хлопают в ладоши, а остальные могут просто потрясти своими драгоценностями». На следующий день его шутка была на первых страницах всех газет. За «Битлз» окончательно утвердилась слава очаровательных молодых нахалов. Даже такие тяжеловесы от прессы, как Times или Telegraph, которые никогда не опускались до публикации статей о поп — музыке, посвятили им не меньше места, чем таблоиды.

Вскоре ребята выпустили свой пятый сингл, I Want To Hold Your Hand. Количество предварительных заявок на пластинку к тому времени достигло миллиона, и снова сингл прямиком проследовал к первому месту в хит — параде.

Все это казалось им удивительным, необычным, смешным, странным, а порой ошеломляло и пугало. Вдруг они поняли, что без охраны им уже никуда пойти невозможно. То, что воспринималось раньше как само собой разумеющееся, теперь стало настоящей проблемой, например — зайти в паб, прогуляться по улице, заглянуть к кому — нибудь в гости. Посадка в машину и пробежка от одной двери до другой планировались отныне как сложная войсковая операция. Когда «Битлз» мечтали о славе и успехе, им такое даже в голову не могло прийти.

Я уверена, что давление, которому они постоянно подвергались, все больше укрепляло Джона в желании находиться рядом со мной. За входной дверью в дом он оставлял все это безумие и вновь превращался в нормального человека, чувствуя себя в привычной среде, в полной безопасности.

С первого по тринадцатое ноября Джон был в очередной гастрольной поездке, а тем временем ситуация в Хойлейке заметно накалилась: репортеры пронюхали, что он женат и имеет ребенка, и рыскали повсюду в поисках подтверждения информации. К счастью, соседи и друзья обеспечивали меня надежной защитой и периодически выставляли газетных ищеек за дверь, говоря, что все это неправда. Ко мне тоже несколько раз подходили и спрашивали, являюсь ли я женой Джона. Я обычно переспрашивала: «Джона — какого? Прошу прощения, но я не понимаю, о чем вы». Не раз мне приходилось прятаться в местном магазине, спасаясь от следивших за мной репортеров. Продавцы всегда любезно предоставляли мне возможность скрыться от преследования.

В декабре, когда Джона снова не было, я решила крестить Джулиана в приходской церкви, напротив нашего дома. Я ходила туда в воскресную школу, когда была маленькой. Церемонию тихим воскресным утром провел викарий Деверо. В церкви собрались только самые близкие: мамина подруга Фрэнсис Ривз с дочерью Жаклин, с которой я дружила с раннего детства, и мы с мамой и Джулианом. Самое примечательное, что я ничего не сказала Джону. Во — первых, мне не хотелось никакого балагана с прессой, а во — вторых, я знала, что идея с крещением ему не понравится. Для меня это было важно: я никогда не была излишне религиозной, но мне хотелось отдать дань семейным традициям. Джон же, как известно, всегда был против всякого рода традиций и условностей.

Вернувшись через несколько дней и узнав обо всем от меня, Джон сказал: «Я не хотел этого. На кой хрен ему нужно было креститься?» Я ответила, что, поскольку его не было дома, мне пришлось принимать решение самой и вообще это не имеет особого значения. Джон быстро успокоился и махнул на все рукой — его ненависть к конфликтам перевешивала недовольство христианским обрядом. Наши споры никогда не затягивались надолго: высказав свое мнение, мы оставляли тему. Если ситуацию уже не изменишь, считали мы, что толку из — за нее ссориться?

Я не думала о крестных для Джулиана, однако Брайан, узнав о нашем внутрисемейном событии, спросил, может ли он быть крестным отцом нашего сына. Нам с Джоном понравилась мысль о том, что у Джулиана крестным будет иудей, и мы с удовольствием приняли его предложение.

Как — то, выходя из дома с Джулианом, я наткнулась на вспышку фотокамеры прямо перед моим лицом. Нас застали врасплох: кто — то из журналистов выяснил, кем я являюсь на самом деле. На следующий день газеты опубликовали фотографии «тайной жены Джона Леннона и их ребенка». Понятно, что наше «разоблачение» меня несколько шокировало, но, с другой стороны, я почувствовала облегчение, ведь это означало конец притворству; не надо больше прятаться, укрываться и отпираться. Единственное, что меня беспокоило: не повредит ли случившееся карьере Джона? Но он был совершенно спокоен: «Тебе и раньше не надо было прятаться, Син. «Битлз» от этого хуже не будет».

Оказалось, что Джон был прав. Опасения Брайана по поводу женатого битла, как выяснилось, были необоснованными. Само собой, некоторые фанатки начали ревновать, однако большинство приняли и даже приветствовали мое существование, потому что прониклись обожанием к Джулиану. И уж конечно, их страстная любовь к Джону ничуть не ослабла.

Теперь последнее препятствие на пути к совместной жизни было устранено, и вскоре после Рождества мы с Джоном отправились в Лондон на выходные, собираясь подыскать себе какое — нибудь жилье. В ту поездку мы также навестили фотографа Боба Фримана, который фотографировал «Битлз» для обложек новых пластинок. Боб и его жена Сонни жили у Императорских ворот, неподалеку от Кромвелл — роуд. Они сказали нам, что квартира этажом выше в их доме сейчас свободна, и мы ухватились за идею переселиться в нее. Фриман свел нас с домовладельцем, и дело было сделано. За 15 фунтов в неделю в нашем распоряжении теперь была квартира с тремя спальнями. Мы переехали туда в начале января, захватив с собой кое — какую мебель, одежду и игрушки Джулиана. С нами приехала моя мама, чтобы помочь нам устроиться. В квартире были только кухонная плита, холодильник да обшарпанные стены, нужны были новая мебель и косметический ремонт. Пока дизайнеры преображали комнаты, я, толкая перед собой коляску с Джулианом, носилась между двумя огромными лондонскими универмагами Barker's и Derry and Tom's в Кенсингтоне, выбирая мебель, постельное белье, посуду, кастрюли и сковородки, подушки и занавески.

Мы с Джоном были несказанно рады, что у нас наконец — то появился свой дом. Уже почти полтора года, как мы были женаты, но по — прежнему не имели своего собственного жилья, где можно было бы укрыться от любопытных глаз и бесконечно предъявляемых тебе требований. Понятно, что большую часть времени Джон находился вне дома, но если он не уезжал на гастроли, то вечера мы всегда проводили вместе. Я впервые начала себя ощущать замужней женщиной.

Квартира, однако, была не без недостатков. Она располагалась на последнем этаже трехэтажного дома, и, чтобы добраться до нашей двери, нужно было прошагать вверх пять узких и темных лестничных пролетов. Это не так уж легко, особенно если ты с коляской и ребенком, а то и с охапкой покупок в придачу. Приходилось оставлять коляску внизу, идти с Джулианом наверх, зафиксировать его как — нибудь, чтобы он никуда не делся и не упал, а потом возвращаться вниз за покупками.